Только теперь Шеин попытался дать полевое сражение. Однако и сейчас его войска не пошли на прорыв, а принялись 9 октября штурмовать укрепления на Жаворонковой горе. Битва длилась до ночи. Гору Шеину занять не удалось. На следующий день обстрел русского лагеря возобновился. Положение царских войск с каждым днем становилось все хуже. В начале ноября обнаружился недостаток продовольствия и фуража. Опустела войсковая казна, и чтобы заплатить наемникам, Шеин вынужден был занимать деньги у собственных офицеров. В декабре наступили холода. Русских ратников косили голод и болезни. Меж тем Владислав IV предложил Шеину перемирие на достаточно выгодных условиях: после размена пленными оба войска отходили в свои пределы.
Многие историки упрекают воеводу в том, что он не согласился сразу, а отправил в Москву гонца за разрешением. Однако они забывают, что посланец поехал в русскую столицу тайком, потому что поляки никого из лагеря Шеина не выпускали. Более того, вражеские разъезды вскоре перехватили нескольких царских гонцов, которые везли грамоты с согласием на условия короля. А значит, Владиславу IV нужен был не мир, а лишь разговоры о нем. Поляки тянули время, ожидая, когда войска Шеина дойдут до последней крайности. А что же Михаил Романов? Ему в тот момент было не до Смоленска. 1 октября 1633 года умер Филарет. Царю волей-неволей пришлось сконцентрироваться на внутренних проблемах. Ему требовалось проконтролировать выборы нового патриарха и перенастроить госаппарат на принципах единоначалия. А потому решение о сборе новой армии, которая должна была идти на выручку Шеина, Михаил Романов принял только 18 ноября 1633 года.
Командовать войсками на главном, вяземском, направлении назначили Дмитрия Черкасского и Дмитрия Пожарского. В их распоряжение должны были поступить свыше 21 тысячи ратников. Для фланговой поддержки начали формировать еще две армии. Одну возглавили Одоевский и Шаховской, другую — Куракин и Волконский. Каждая из этих группировок должна была иметь около трех с половиной тысяч воинов. Все три армии очень грозно смотрелись на бумаге… Где, если уж говорить честно, они в основном и находились. Расчет царя был прост и изящен. Базировался он на информации об оперативных возможностях вражеской разведки. Стоило только Черкасскому с Пожарским «доложить в Москву о готовности армии к походу», а Михаилу Романову «отправить в Можайск и Калугу приказы о начале наступления», как польские шпионы донесли эти сведения до короля. В результате уже через пять дней Владислав IV подписал с Шейным соглашение о перемирии, по которому истощенная боями русская армия получила право покинуть смоленский лагерь и уйти домой.
На самом же деле Разрядному приказу удалось к этому времени собрать меньше 10 тысяч человек. Их едва хватило, чтобы прикрыть западные рубежи России от возможных ударов Владислава IV. Ни о каком походе к Смоленску с такими малыми силами не могло быть и речи…
Тем не менее 16 февраля 1634 года Владислав IV заключил с Михаилом Шейным перемирие на Жаворонковой горе. Условия его были благоприятны для царской армии, находящейся в тот момент буквально на грани уничтожения. «Все русские ратные люди могли свободно отступить от Смоленска, сохранив холодное оружие и мушкеты с зарядами»{177}. Все больные, кто не мог сразу покинуть лагерь, получали право вернуться домой после выздоровления. Немаловажным было и то, что перемирие распространялось лишь на уходящие из лагеря войска. Они обязались в течение четырех месяцев не участвовать в войне против короля. Остальные русские армии сохраняли полную свободу действий. Таким образом, уже через месяц-другой правительство могло перебросить на юг выведенные из-под Смоленска полки, а взамен направить «в поле» свежие части.
Но все равно это было поражение. Михаилу Шеину пришлось оставить в лагере весь осадный «наряд», а значит, царскому правительству приходилось надолго забыть о возвращении Смоленска. Из полковой артиллерии русские имели право забрать с собой 12 орудий с зарядами. Однако лошадей осталось мало, и Шеин вместо пушек предпочел вывезти максимальное число раненых и больных. В общей сложности лагерь покинули около восьми тысяч человек, половина из них ехала на телегах. Еще три с половиной тысячи больных остались в лагере. В Москве о перемирии узнали в начале марта. Царь послал навстречу Шеину Моисея Глебова. Тот должен был расспросить воеводу об условиях договора и передать ободряющие слова вышедшим из окружения войскам: «Служба их и радение, и нужда, и крепкостоятельство против польского короля, и против польских и литовских людей, и что с ними бились, не щадя голов своих, государю и всему Московскому государству ведомо»{178}.