Но королевских послов эти слова не убедили. Они наотрез отказались подписывать договор в таком виде и пригрозили покинуть Москву. Царю Ивану новую грамоту, без царского титула, составлять не хотелось. Бояре убеждали его, что при угрозе с востока и юга[9] про новый титул можно на время забыть. После долгих совещаний русская сторона приняла соломоново решение: «Написать полный титул в своей грамоте, потому что эта грамота будет у короля за его печатью. А в другой грамоте, которая будет писаться от имени короля и останется у государя в Москве, написать титул по старине, без царского имени. Надобно так сделать потому, что теперь крымский царь в большой недружбе и казанский также: если с королем разорвать из-за одного слова в титуле, то против троих недругов стоять будет истомно, и если кровь христианская прольется за одно имя, а не за землю, то не было бы греха перед богом. А начнет бог миловать, с крымским дело поделается и с Казанью государь переведется, то вперед за царский титул крепко стоять и без него с королем дела никакого не делать»{15}.
От литовских послов это решение держали в секрете до последнего. Те уже распрощались с московскими переговорщиками, собрались в дорогу, сели в сани… И лишь тогда русские бояре их вернули и позволили написать королевскую грамоту без царского титула. 13 февраля 1549 года все бумаги были составлены и подписаны. Но Иван на этом не успокоился. Выехавший с послами в Литву боярин Михаил Морозов попытался добиться признания за Иваном IV царского титула непосредственно от Сигизмунда II. Король ответить, что «…прежде ни Иван, ни отец его, ни дед этого титула не употребляли, а что касается Владимира Мономаха, то, во-первых, это дела давние, а во-вторых, киевский престол сейчас находится в руках короля, и тогда уж король, а не великий князь московский имеет право называться царем киевским. Но так как титул этот ни славы, ни выгоды королю не обещает, то он его и не употребляет, тем более что все христианские государи называют царем только римско-германского императора. Если же король и великий князь московский называют царями крымского хана и других татарских и поганых господарей, то это ведется из старины, давно их на славянских языках стали так называть, а сами они себя так не величают»{16}.
Первые неудачи не обескуражили Ивана IV. Энергия в нем продолжала бить через край. А поскольку с наступлением на Казань нужно было ждать до следующей зимы, восемнадцатилетний царь с головой окунулся в реформаторскую деятельность. 27 февраля 1549 года Иван Васильевич выступил с «программной» речью на первом в истории страны Земском соборе. Впрочем, Земским собором его тогда еще не называли, в ходу были другие обозначения этого представительного сословного совещания: «великая земская дума» и «собор примирения». На мероприятии присутствовали члены Боярской думы в полном составе, весь Освященный собор во главе с митрополитом Макарием, высшее военное и административное руководство страны: дворецкие, казначеи и воеводы, а также выборные представители от детей боярских, дворян и жителей посада.
Все они на Лобном месте слушали речь царя «о примирении», в которой тот подвел итоги боярского правления времен своего малолетства. Иван IV резко осудил в ней бояр-кормленщиков, притеснявших детей боярских и «христиан», обижавших посадских и служивых людей. О нестроениях и бунтах предшествующего периода царь сказал так: «… нельзя исправить минувшего зла; могу только спасти вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судья ваш и защитник»{17}.
Эти слова не были пустой риторикой. Собор принял важные решения по расширению прав дворянства и ограничению полномочий наместников. В их ведении остался суд над детьми боярскими только по таким важнейшим уголовным преступлениям, как убийство, кража и разбой с поличным. Все остальные судебные дела в отношении служилых людей перешли в ведение царской администрации. А для того чтобы государевы чиновники не злоупотребляли несовершенством законов, Собор принял решение в кратчайшие сроки исправить действующий Судебник. Приказы тут же приступили к работе, и уже к июлю следующего года она была закончена. Судебник 1550 года упорядочил принятие новых законов, ограничил действие устаревших средневековых норм, урезал власть и полномочия бояр. В наместническом суде теперь предусматривалось непременное участие представителей выборной власти — земских старост из местного служилого люда, а также «целовальников»[10] из числа крестьян и жителей посада.
10
Целовальники — выборные из «черного люда», аналог европейских «присяжных заседателей»; люди, которые давали присягу (целовали крест), что будут судить «по правде».