Подошедший к кресту вторым окольничий Федор Адашев высказался еще яснее: «Ведает бог да ты, государь: тебе, государю, и сыну твоему царевичу Дмитрию крест целуем, а Захарьиным нам Данилу з братией не служивати; сын твой, государь наш, еще в пеленках, а владети нами Захарьиным Данилу з братиею; а мы уже от бояр до твоего возрасту беды видели многие». Позже в этом демарше Федора Адашева Иван IV обвинит его сына, Алексея, который в составе Ближней думы без оговорок целовал крест Дмитрию в первый день присяги. На Сильвестра же царь обиделся якобы из-за того, что тот вступился за Владимира Андреевича Старицкого, когда бояре перестали допускать его к больному царю.
Однако была ли окончательная размолвка 1559 года между Избранной радой и Иваном IV вызвана поведением Сильвестра и Адашева в дни династического кризиса? Ведь от этого времени до первых отставок прошло больше шести лет! Огромный срок для нетерпеливого и взрывного Ивана Васильевича. Еще интереснее проследить, как сказалось поведение ключевых участников кризиса 1553 года на их карьере в ближайшие два-три года. Верноподданнейшие Захарьины вскоре утратили большую часть влияния при дворе: Данилу Романова в 1554 году царь отстранил от руководства Большим дворцом, Василий Юрьев-Захарьин утратил место Тверского дворецкого. Под откос покатились и их сторонники: Иван Головин, родственник Захарьиных, потерял высокую должность в Казенном приказе, с постом печатника расстался ставленник Данилы Романова Фуников. Чуть раньше этого, в ноябре 1553 года, Алексей Адашев стал окольничим, а не желавший служить Захарьиным Федор Адашев получил чин боярина, в общественном мнении не положенный ему по «худородству». Не осталось внакладе и среднее звено Избранной рады: так, в 1554 году в бояре был пожалован князь Андрей Курбский. Но и это еще не все! Благодаря лидерам Избранной рады в 1553 году избежали наказания удельный князь Владимир Старицкий и его мать Евфросинья. А ведь они не только отказывались целовать крест царскому наследнику Дмитрию! Старицкие вызвали в это время в Москву свои войска и демонстративно раздавали ратникам жалованье.
Все факты указывают на то, что именно в 1553—1559 годах влияние Сильвестра и Адашева при дворе достигло максимума. Их споры и «встречи» с царем носили рабочий характер и вполне укладывались в стиль тогдашнего руководства. Первая серьезная размолвка произошла в 1559 году, за месяц до окончания перемирия с Ливонией. Орденские отряды внезапно напали тогда на русские войска под Юрьевом и нанесли им поражение. Царь послал на выручку армию Курбского и Мстиславского. Но из-за начавшейся распутицы русская рать застряла в грязи по дороге в Новгород. А следом в столицу пришли вести о появлении на южной границе больших отрядов татар.
Царская чета в этот момент находилась в Можайске, на богомолье по случаю болезни Анастасии. Военные осложнения, возникшие сразу на севере и на юге, вызвали растерянность в Думе. Сильвестр и Адашев настояли на срочном возвращении царя в Москву. Иван IV двигался к столице со всей возможной скоростью. Понятно, что утомительный переезд по раскисшим от грязи дорогам не лучшим образом сказался на здоровье тяжелобольной царицы.
Когда супруги прибыли в Москву, оказалось, что причин для спешки уже нет: гарнизон Юрьева благополучно отбил атаки ливонцев, а татары отступили в степь без боя. Если кому-то трудно понять, в какую ярость пришел царь Иван, пусть мысленно поставит себя на его место. Почувствует боль заботливого мужа и отца, на руках у которого умирает горячо любимая женщина. Сюда же надо добавить шесть лет постоянных конфликтов между деятелями Рады и Анастасией (из-за ее братьев Захарьиных). Следует вспомнить и о том, что царица постоянно, изо дня в день, твердила Ивану IV: Сильвестр с Адашевым ее ненавидят и стараются извести. Понятно, что советники не оставались в долгу. Тот же Сильвестр в разговорах с Иваном IV часто сравнивал Анастасию с нечестивой императрицей Евдоксией, гонительницей Иоанна Златоуста.