В первый же день он сделал два больших шалаша из елового лапника, еще раз пересмотрел все имущество, проверил боеприпасы, еще и еще раз просматривал карту района их будущего рейда. Старался представить все возможные пути отступления противника.
Особо тщательно изучал переправы через реки, железнодорожные узлы, каждую проселочную дорогу, возможные места скрытого прохода к ним.
Вечером на третий день подготовил на соседней поляне костер, подбросил в него две банки сухого спирта, чтобы быстрее разгорелся, а рядом положил несколько плащ-палаток, чтобы можно было быстрее тушить.
С двенадцати часов сидел у приготовленного костра, вслушивался в тишину ночи.
Василию с самого начала не хотелось оставаться одному, но он был единственный после гибели радиста человек, который хоть и плохо, но умел пользоваться радиостанцией и мог обеспечить связь. Правда, за эти дни он только трижды выходил на связь. Сообщил о принятом им решении, а потом подтвердил, что у него никаких изменений не произошло.
Штабные радисты, зная его возможности, медленно отстукивали ему коротенькие радиограммы.
Вот и сегодня во время дневного сеанса ему передали: «Жди сегодня в час ночи радиста, двух подрывников и санинструктора. Ждем связи сразу же после приземления группы, непрерывно до вашего выхода в эфир».
Василий посмотрел на часы. Было десять минут второго, а самолетов все не слышно.
Лапишев уже жалел, что послал Михаила. Зачем? Если пришлют еще столько парода, то незачем отправлять куда-то раненых. Их можно будет оставить на базе в лесу с санинструктором и радистом. Так будет вернее, да и ребятам спокойнее.
Без пятнадцати два Василий услышал в небе далекий, нарастающий рокот моторов. Прислушался. Да, это они. Василий из сотен других мог различить работу мотора У-2. Сколько он перелетал на них. И тренировочные полеты, и полеты на задания.
После войны этому самолетику обязательно должны поставить памятник. Сколько незаметной на первый взгляд работы он выполнял. Ему давали десятки смешных, а порой и обидных названий. Но этот «рус-фанера», как его называли немцы, продолжал обеспечивать разведку, связь, заброску разведчиков, бомбить немецкие передовые.
Василий поднес спичку, костер вспыхнул, и его заметили. С первого самолета приветливо заморгали бортовые огни, и Лапишев, затушив плащ-палатками уже ставший ненужным костер, стал подавать сигналы карманным фонариком. От первого самолета оторвался комочек, и почти сразу над ним с сухим треском раскрылся купол парашюта.
Самолеты подходили один за другим, и вот уже небо над поляной усеяно куполами. Василий начал считать. Шесть парашютов. Значит, два грузовых. С последнего самолета, просвистев, упали на край поляны два мешка, и Лапишев догадался — сухари. Это их так сбрасывали. Обвязывали мешки с сухарями досками и бросали.
Самолеты развернулись над лесом, прошли над поляной и покачали на прощание крыльями.
Василий в ответ мигнул им еще раз фонариком, желая удачного возвращения. Нелегко им, может, придется на обратном пути. Забирая десантников, они снимают с задней кабины турель с пулеметом и берут пассажира вместо стрелка.
Десантник может прикрыть их автоматным огнем. А на обратном пути они оказываются безоружными.
Первый парашютист приземлился, и Василий подбежал к нему. Радист — догадался он, увидев привязанную сбоку рацию.
Пока Лапишев помогал радисту, остальные парашюты были уже на земле. Только один висел над поляной, и его, плавно покачивая, относило в лес. Но вот он приземлился. Парашютист стоял на земле, яростно дергая за стропы, пытаясь стянуть парашют, запутавшийся в ветвях сосны.
— Ну и угораздило тебя, — сказал, подходя, Лапишев. — Давай помогу. Что ж ты не догрузился перед вылетом? Хорошо, ветра нет, а то унесло бы тебя черт знает куда.
— Да я догрузилась, но, наверное, мало.
Василий удивленно вглядывался в парашютиста. Перед ним стояла маленькая девушка. «Вот так санинструктора прислали, — подумал он, — с ней горя хватишь».
Василий с силой дернул за стропы, и, ломая ветви, парашют соскользнул с дерева.
— Как тебя зовут-то, санинструктор?
— Тоня.
— Ну пойдем, Тоня, посмотрим, как там наши хлопцы управляются. Ты что, в первый раз в тыл прыгаешь? Я тебя раньше у нас не видел.
— Нет, не первый — второй раз. Я ходила с группой Гаевого. Неделю назад вернулась. Узнала, что у вас раненые, санинструктора нет, я и попросилась.
— Сама-то ты откуда родом?
— Из Волоколамска. А как немцы стали к городу подходить, мы с мамой в Москву перебрались. Окончила курсы санинструкторов и попала на аэродром, откуда вас забрасывают. Позже меня перевели к вам. Полковник Макаров помог.