— Огонь! — скомандовал он и нажал на спусковой крючок автомата. И сразу тишина леса разорвалась автоматными очередями.
И тут же вскочил, швырнул одну гранату, другую, третью. Услышал, как в лесу рвутся гранаты его товарищей, и, посылая по сторонам автоматные очереди, рванулся вперед. Вдруг все смолкло. Только гулкие удары сердца и свое тяжелое дыхание слышал Василий. Какие-то мгновения тишина продержалась, потом лес наполнился сплошным, захлебывающимся перестуком немецких автоматов.
Но Василий уже не отвечал им. Проскочив через немецкую цепь, он немного пробежал прямо, потом резко изменил направление, продолжая уходить все дальше и дальше.
Звонарев пришел поздно ночью не один. С ним было человек тридцать партизан и одноосная бричка. Он вошел в шалаш, разбудил Лапишева, и они долго о чем-то говорили.
Затем Лапишев вызвал Лесина и Тоню.
— Передай радиограмму — «сегодня ночью приступаем к выполнению второй задачи». Когда передашь радиограмму, сворачивай рацию и все свое имущество грузи на одноколку.
А тебе, Тоня, нужно отправить на бричке Пухова и Антонова. Забирай в сумку все необходимое и тоже пойдешь с нами.
Через полчаса все было готово. Бричка с ранеными и лишним имуществом в сопровождении двух партизан уехала.
Все оставшиеся собрались на поляне.
— Товарищи! — произнес Василий. — Наши войска сегодня на рассвете перешли в наступление. Мы с вами переходим к новой фазе борьбы. Наша задача — помешать врагу уводить живую силу и технику, угонять в рабство советских людей, увозить награбленное добро. С этого дня наша тактика заключается в следующем: засады, налеты на охрану, вывод из строя мостов и железнодорожных разъездов, обстрел движущихся по дорогам воинских частей. Особое внимание обратить на штабные машины и захват документов. Серьезный бой не завязывать, сохранять своих людей и отходить. Отходить для того, чтобы внезапно напасть вновь. Напасть там, где враг меньше всего ждет.
Первый самостоятельный свой бой (то, что было на передовой, он не считал) Виктор запомнил на всю жизнь. Брали железнодорожный мост. Часовых сняли быстро, несколькими выстрелами. Все рванулись к мосту. Вот тут-то и началось. Виктор на бегу видел, как из блиндажа выскакивали немцы и разбегались по окопу. Слева длинными очередями бил пулемет. Виктор бежал, посылая автоматные очереди по окопу. Потом кинул гранату в окоп и прыгнул с высокого бруствера. За шумом боя он не слышал, когда взорвалась граната. И вдруг тишина. Мост наш. Виктор видел, как два подрывника бегут по мосту, ныряют под его настил. А вот и Лапишев. Слышен его приказ: «Всем осмотреться, забрать раненых. Отходить обратно. Прикрытию — занять исходные позиции!»
Виктор бежит к лесу, по дороге нагибается, подхватывает немецкий автомат. Видит, как из-под моста выскакивают подрывники. Они бегут к лесу, пригнувшись к земле. Взрыв! Ферма моста поднимается и медленно, боком падает в реку. Моста нет!
Пять дней. Пять дней и ночей почти без сна, еда всухомятку, все время на ногах. Сколько раз за эти пять дней был в бою? Пять? Или десять раз? Виктор не мог этого точно сказать. Не мог, потому что смертельно устал, и все эти дни слились в один бесконечный день, непрерывный бой.
Виктор убедился, что не трус, что в каждом следующем бою чувствует себя увереннее и свободнее.
Сейчас группа шла лесом. Усталые, с ввалившимися глазами, почерневшими лицами. Несли раненых. Убитых сегодня похоронили.
Они выполнили порученную работу и шли к своим.
А Михаила уже не было в группе Лапишева. После окончания операции он двинулся на следующее задание, на запад. Туда, где намечался следующий этап наступательных операций наших войск.
Может быть, через некоторое время туда придет боевая группа Лапишева, может быть, другая группа, а пока он шел один. Шел для того, чтобы разобраться в обстановке, наладить регулярную связь с подпольем, с партизан-сними группами, находящимися в том районе, обеспечить их взаимодействие, подчинение единому плану командования.
Тоне казалось, что Миша до сих пор не разглядел ее, маленькую, курносую, обыкновенную девчонку, не понял, почему при каждом, даже незначительном, разговоре Тоня смущалась, краснела, еле находила слова для ответа.
Но Тоня ошибалась. Михаил давно приметил эту маленькую девушку с длинными пушистыми ресницами и в мыслях отдал ей свое сердце. Но только в мыслях. Он боялся больше всего, как бы Тоня не узнала о его чувствах. Поэтому и был с ней так сдержан и неразговорчив. Каждый раз, увидев Тоню, прежде чем начать разговор, Михаил, как перед прыжком в воду, набирал воздух, задерживал дыхание. Но разговора так и не получалось. А оставшись один, мысленно произносил ей длинные монологи.