На станции разгружали состав — судя по размеру ящиков, боеприпасы и продовольствие. Ящики тут же грузили на автомашины и увозили в тот лес, из которого недавно вышел Сергей. Очевидно, в этом лесу были прифронтовые склады — это мимо них-то и шел всю ночь Сергей.
Чтобы проверить интенсивность движения, Сергей просидел полдня в густых зарослях ельника на опушке леса. К середине дня подошел еще один эшелон с таким же грузом. Теперь все ясно, можно идти дальше.
Деревня, к которой к концу дня вышел Сергей, словно вымерла. Большинство домов сгорело. Остались только два дома.
Возле сгоревшего дома показался мальчик лет десяти, а следом за ним — крохотная девочка, закутанная в какое-то тряпье.
Девочка ухватила мальчика за руку, и они медленно, как старики, еле передвигая ноги, пошли в сторону от деревни.
«Странно, — подумал Сергей, глядя вслед удаляющейся паре, — как они живут одни?»
На оккупированной территории тысячи детей были лишены крова. Горели деревни, гибли люди. Родители, погибая в горящих домах, выбрасывали на улицу детей, пытаясь сохранить им жизнь, и, умирая, надеялись, что хоть дети останутся жить.
Бомбили эшелоны с эвакуированными, расстреливали колонны беженцев. Оставались дети, много детей со страшными, наполненными болью глазами, видевшими смерть и страдания.
Многих детей брали к себе в семьи жители городов и сел, согревали и воспитывали их, но многие гибли на дорогах войны.
Встречал таких детей и Сергей. Вот и теперь с болью смотрел он вслед двум маленьким фигуркам.
На ночь Сергей устроился в густом ельнике, недалеко от станции.
На станции мелькали огоньки карманных фонарей, стояли эшелоны. Сергей решил пока ближе не подходить — можно наскочить на патруль, а до утра вряд ли что изменится.
Сергей натянул полупальто на голову и, прикрыв лицо полами, задремал.
Утром Сергей увидел, что в поселке живут гражданские.
Рано утром несколько человек медленно побрели в сторону станции — очевидно, на работу. Испуганно оглядываясь, закутав лицо платками, женщины шли за водой. Шли по два-три человека. «Боятся ходить в одиночку», — подумал Сергей. Он видел, что, прежде чем выйти из дома, они выглядывали из сеней, внимательно осматривали улицу и, только убедившись, что все в порядке, обменявшись с соседками одним им понятными знаками, одновременно выходили за ворота.
Сергей снял с себя маскхалат, зарыл его в снег и зашагал к поселку.
Медленно, чуть сгорбившись, шел он по улице вдоль железной дороги. На запасных путях стояло три эшелона. Один из них разгружался, остальные два, транзитные, ожидали отправления. Разгружали боеприпасы и тут же куда-то отправляли. Сергей зорко присматривался к номерам машин, эмблемам воинских частей на кузовах и дверцах кабин. Судя по всему, разгружали артиллерийские снаряды. Каждая немецкая воинская часть помечала свое имущество различными знаками, определяющими принадлежность к определенному роду войск и воинскому соединению. Это помогало разведчикам ориентироваться в собранной информации, делать правильные выводы.
Два других эшелона — один тоже с боеприпасами, а второй с танками — ждали отправления на соседнюю прифронтовую станцию.
Только вот принадлежность танков он долго не мог определить — танки были накрыты брезентом, и опознавательных знаков видно не было. Выручили три связных фургона радиостанций, и два штабных автобуса, также погруженные на платформы, но не покрытые брезентом, — на их бортах четко вырисовывались эмблемы воинских частей.
Сергей медленно шел вдоль улицы. Вдруг его остановил окрик:
— Эй, парень! Иди-ка сюда.
Сергей оглянулся. Возле дома двое мужчин старались вкатить по ступенькам крыльца бочку. Рядом у завалинки стояли два немецких карабина. На рукавах пальто — повязки полицейских. Один — высокий, сутулый, с темными волосами, вьющимися из-под сдвинутой на затылок кубанки, приплюснутым носом и черными, широко расставленными глазами, второй — небольшого роста, плотный, почти квадратный, с непокрытой лысой головой.
— Ну, что встал? — обратился к нему высокий. — Не видишь, что ли, люди умаялись. Иди подмогни.
Сергей подошел, и они втроем начали вкатывать по ступенькам бочку. Та не поддавалась. Едва поднявшись на ступеньку, проворачивалась, скользила и вновь падала на землю, вызывая яростную ругань полицейских.
Сергею надоела эта пустая работа и злобная ругань полицейских, и он, взяв валявшийся рядом обрезок доски, положил его поперек ступенек. Бочка легко вкатилась по доске на крыльцо, и они втроем втащили ее в сени.
Больше делать было нечего, и Сергей, повернувшись, пошел к выходу.