И вдруг над всем этим криком и шумом, заглушая его ровным гулом, затарахтели моторы. Неторопливой скороговоркой где-то на краю села коротко проговорил пулемет: «Ту-ту-ту-ту», потом донесся леденящий душу женский крик: «А-а-а», вновь коротко пробубнил пулемет, и все стихло.
На улицах, возле домов, во дворах еще стояли запряженные, груженые подводы, а людей не стало. Их словно ветром сдуло, как будто и не было только что человечьего гомона по селу — мертвая тишина. Только дед Панкрат, как и раньше, остался стоять на улице. Опершись на свою клюку, он глядел своими слезящимися, подслеповатыми глазами навстречу приближавшемуся облаку пыли.
В центр села въехала колонна мотоциклистов, за ней несколько автомашин с солдатами в непривычных русскому глазу, резко обрубленных касках, в серо-зеленых мундирах.
Несколько солдат подошли к одной подводе, к другой. Заглянули в них, потом начали рыться в повозках, со смехом разбрасывая груженный в них скарб.
Село молчало. Только гортанные выкрики солдат, шнырявших по домам, расхаживавших по улицам. И вдруг опять:
— Люди добрые! — несся истошный женский крик. — Помогите! А… а… а!
И… выстрел, другой, и все стихло. Потом опять крик: «А… а… а!» — опять выстрел, и вновь тишина.
Возившиеся у подводы солдаты не заметили, когда к ним подошел дед Панкрат, и, словно ошалелые, отскочили, когда он, подняв свой посох, начал охаживать их по головам.
— Вон! Вон с нашей земли! — выкрикивал он. — Насильники! Бандиты!
И вновь прозвучал выстрел. Дед Панкрат, выронив посох, боком осел и опрокинулся на спину.
Над селом нависла тягостная тишина.
Немцы недолго пробыли в селе. Еще не опустились сумерки, как вновь затарахтели моторы мотоциклов и грузовиков.
По селу будто смерч пронесся. Валялись у домов пристреленные солдатами лошади да ветер развевал сброшенные с подвод пожитки. У дороги на спине лежал дед Панкрат, неподвижно глядя в подернутое предвечерней дымкой небо. Уткнувшись головой в кровавую лужу, лежала во дворе женщина.
Повисший над селом стон и плач доносился неведомо откуда; казалось, что стонет и плачет сама земля, стены этих домов, сам воздух.
Ночью село всем миром хоронило убитых.
Люди боялись днем показываться на улице. Только с наступлением темноты спешили управиться со своими хозяйственными нуждами, сбегать за водой, сходить к соседям. А днем все сидели дома, закрыв окна ставнями и выглядывая из-за них на шоссе, — село стояло рядом с шоссейной дорогой, по которой сплошным потоком целыми днями шли и шли на восток машины с солдатами, танки, пушки.
В деревню никто не заезжал. Только на пятый день прикатила легковая машина, а следом за ней грузовик. У школы из легковой машины вышел офицер в сопровождении двух солдат и человека в штатском. С грузовика соскочили люди в гражданской одежде, с винтовками и белыми повязками на рукаве. Офицер со своим попутчиком в штатском вошли в школу, солдаты встали у крыльца, люди с повязками пошли по селу созывать народ.
Вскоре всех согнали на площадь у школы.
— Господа русские, — неожиданно на довольно хорошем русском языке заговорил офицер, когда все собрались. — Доблестные немецкие войска навсегда освободили вас от ужасов коммунизма, принесли вам новый порядок.
Он долго объяснял им, как теперь хорошо станет при новом порядке, какую большую честь оказывает русскому народу Германия, принимая его под свое покровительство.
В заключение он сказал:
— Я вам привез в село нового старосту, — он ткнул пальцем в сторону человека в штатском, — и блюстителей нового порядка, — жест в сторону людей с нарукавными повязками, — полицейских. Они будут в этом селе на практике проводить в жизнь основные законы великой Германии. Я призываю вас сохранять спокойствие и дисциплину, работать на благо великой Германии.
Офицер уехал, а «новый порядок» начал внедряться на практике. Было запрещено ходить вечером, собираться группами, говорить слово «товарищ». Старосту и полицейских нужно было называть «господин». На стенах появились различные объявления и приказы: сдать оружие (даже охотничье), зарегистрироваться всем коммунистам, комсомольцам, евреям, ударникам, активистам.
Прошло еще две недели, закончен маршрут, собраны ценные сведения, и Сергей вновь готовится к переходу линии фронта. Теперь — в обратную сторону. Позади десятки пройденных километров, ночи без сна в тридцатиградусный мороз, встречи с разными людьми.