Он немного помолчал, обдумывая что-то.
— Что, если две нормы дать? — вновь заговорил Михаил. — Как думаешь?
— Две не вытянуть. Даже если без обеда работать.
— Не надо без обеда. Давай по полторы смены. А? И не меньше чем по сто корпусов на каждого? Пока не дадим по две нормы, из цеха не уходить!
— Согласен.
— Тогда ты работай, а я пошел в бюро комсомола и к начальнику цеха. Берем обязательство — работать по двенадцать часов! Давать не менее двух норм каждый. Идет?
К вечеру над главным пролетом цеха появился плакат с надписью:
«Коллектив цеха, поддерживая инициативу комсомольцев Кузнецова и Лесина, берет на себя обязательства:
— работать по полторы смены (12 часов) в сутки;
— обеспечить выполнение плана не менее чем на 200 %.
Товарищи! Дадим фронту больше приборов!»
Прошло два месяца. Радио каждый день приносило нерадостные вести: «После упорных боев наши войска оставили…» Эти слова тяжестью ложились на сердце. Люди ходили хмурые, неразговорчивые. Все рвались на фронт. Каждый день кого-нибудь провожали. В доме, где жил Виктор, тоже многие ушли на фронт.
Виктор спускался по лестнице. Навстречу кто-то шел.
— Виктор! Не узнаешь?
Только теперь Виктор разглядел свою соседку — Олю Николаеву. В ладно подогнанной гимнастерке, маленьких сапожках, в пилотке на стриженой голове — раньше у нее была пышная темная коса — трудно было узнать ту Ольку, которую всего несколько лет назад Виктор поддразнивал, любил дернуть за косу, а однажды даже подрался с ней.
— Оля! А где коса?
— Вот она. — И Оля развернула сверток, который держала в руке. В газете лежала длинная чудесная коса — предмет гордости Оли и зависти всех соседских девчонок.
— Не жалко?
— Очень жалко. Ты даже не представляешь, как жалко. — Голос Оли дрогнул. — Но что поделаешь — иначе не берут в армию.
— Ты куда попала?
— В зенитную артиллерию. Буду здесь, под Москвой. А у тебя как?
— Пока никак. Работаю.
— Я сегодня последний день. Хочешь, вечером пойдем в кино?
— Идем.
— А я не буду тебя смущать военной формой?
— Будешь, конечно. Мне уже сейчас неловко, что ты, девчонка, в форме, а я, парень, до сих пор в гражданском.
— Это дело поправимое — иди в военкомат, в райком комсомола, добивайся.
— Да уж пробовал. Черт меня дернул пойти работать на этот завод. Не берут.
Но дело было не только в заводе. Виктор уже ходил в военкомат и в райком комсомола. И везде получил отказ. В военкомате Виктор простоял несколько часов, а когда подошла его очередь и он наконец попал к военкому, тот спросил:
— Заявление, паспорт. Военная специальность?
— Военной специальности не имею, — пробормотал Виктор, — но вот удостоверение «Ворошиловского стрелка», справка, что я занимался боксом у Градополова.
— Тебе еще нет восемнадцати лет, — открыв паспорт, устало проговорил военком, — и ты работаешь на заводе. Нет. Справки твои мне не нужны. Мы не можем всех отправлять на фронт. На заводах тоже должен кто-то работать.
— Но в порядке исключения?
— В порядке исключения мы берем с заводов только тех, кто имеет военную специальность.
Ни с чем ушел Виктор и из райкома комсомола: «Ты работаешь на фронт. Мы не можем взять тебя даже на трудовой фронт. Иди и работай».
Виктор понимал важность и нужность той работы, которую выполнял на заводе, но примириться с тем, что его не берут на фронт, не мог.
Старшие товарищи, работавшие вместе с ним в цехе, уходили. На их место приходила совсем зеленая молодежь, женщины, девочки.
Ушел на фронт и Михаил. Теперь сменщиком Виктора была совсем еще девчушка Маша Зайцева. Ей было трудно управляться со станком, она едва дотягивалась до обрабатываемой детали.
Виктор пошел в столярный цех и сделал для Маши специальную подставку под ноги, чтобы удобнее было работать.
Маша только что окончила ремесленное училище, работа у нее не клеилась, и Виктору часто приходилось оставаться на вторую смену, помогать.
— Ты не спеши, — уговаривал он Машу, — скорость потом сама придет. Главное, не делай брака. Давай пока штук двадцать, тридцать корпусов. Я буду с тобой оставаться каждый день и помогать. Главное, старайся делать деталь точно по чертежу.
— Ну да… — тянула Маша, заливаясь слезами, — так ты и будешь за меня работать, а я только брак давать… Сам-то, наверное, скоро на фронт уйдешь. Я так и не научусь ничему…
Виктор теперь точно знал, что ему делать. Он уже учился в школе радистов. Ему сказали в военкомате, что радист — специальность дефицитная, и он часами сидел за телеграфным ключом, выстукивая точки и тире.