— Ты, я надеюсь, отказался?
— Попробуй откажись. Быстро схлопочешь пулю в лоб или веревку на шею. Что я — дурной?
— А что же делать?
— Не знаю.
— Ты им сказал, что здесь за парод? Как мы создадим группы? Нам и опереться здесь, кроме четверых твоих дружков, не на кого. Да и они еще неизвестно как посмотрят на это. Одно дело выпить с полицаями, другое дело работать на немцев. А остальные? Попробуй только заикнись — разорвут. И так еле сдерживаем. Ты им говорил?
— Конечно, да что толку. Говорят, надо уметь работать с людьми. Обещают снабжать водкой, продуктами. Говорят, не справитесь — заменим.
А на следующий день с Большой земли вернулся их посланец. Вместе с ним пришли две девушки-радистки. Накануне ночью их выбросили с самолета недалеко от базы отряда.
День выдался замечательный. Солнце так радостно светило, что и мороз не ощущался. Слегка потрескивали сосны. Снег искрился всеми цветами радуги.
Девушки сидели на поваленной сосне около землянки рядом с их часовым — пожилым красноармейцем, около месяца назад попавшим в отряд. Разговаривали о погоде, о немцах, о войне и, конечно, о Москве.
— Вот что, девоньки, — заговорил неожиданно часовой, — гляжу я на все, что творится в отряде, — то ли партизаны мы, то ли еще кто. И не пойму.
— Ты о чем это?
— Ну как, о чем. Что же вы не понимаете. Люди воюют, умирают. Немец топчет нашу землю, а мы сидим сложа руки, сами себя охраняем. Только от кого? Немец к нам и носа не кажет. И не знает, что здесь «партизаны» скрываются.
— Почему ничего не делаем? Вот мост взорвали, сожгли машины, убили немцев. Это же правда? Это и есть война. И мы бьем немцев.
— Ну уж не знаю, а правда-то ваша выходит для кого как. Никаких мостов, никаких немцев не было. А вот что вчера ребята перепились спирта, который прислали с Большой земли, так это было. И Овчаренко там был.
— Как же так?
— А вот так. Собралась здесь кучка дармоедов и всех держат в своих руках. Пьянствуют, разлагают народ. Войной здесь и не пахнет. А Большая земля им помогает через вас. Да и немцы-то про нас, я думаю, знают. Знают, а не трогают. Вот два дня назад каратели приезжали, так они сюда и не пошли, а в соседнем районе на партизан облаву делали. Вот вам она, правда-то. А вы заладили — правда, правда.
— А ты-то как же? Ты тоже с ними заодно?
— Бес попутал. После ранения прятался я здесь недалеко в деревне, а потом пошел партизан искать. И нашел на свою голову. Бежать не могу — раненая нога не дает. Вот и хожу в карауле. Такого насмотрелся. Подживет нога — убегу.
Вдали послышались шаги. К землянке подошел Локтев.
— Привет, землячки! Ну как у вас тут дела? Не скучаете? А я к вам по делу зашел.
Они вошли в землянку.
— О чем вы здесь со стариком чирикали, птички? Что нового, есть радиограммы?
— Да, есть. Вот радиограмма. Читайте.
Локтев взял радиограмму.
— Ого. Отлично, отлично. Поздравляют с выполнением задания. Дают новое поручение. Ну что же, очень хорошо. Передайте, что любое задание будет выполнено. Попросите подбросить еще боеприпасов и продовольствия.
— Хорошо, все передадим.
Локтев повернулся и вышел из землянки.
— Ну, Надя, что будем делать?
— Передавай пока радиограмму. Потом подумаем.
Вера села у передатчика и начала готовиться к связи. Надя шифровала радиограмму.
Выходя от девушек, Локтев подумал, почему они сегодня такие встревоженные? Уж не сболтнул ли чего старый хрыч. Угораздило же Овчаренко поставить старика к радисткам. Ясно же, что старик опасен. Уже несколько раз докладывали, что он держится особняком. Отказывается от выпивки, ворчит на людей, называет их бандитами.
Локтев подошел к старику.
— Ты что же это, старый черт, здесь наболтал?
— А! Уже донесли, сучки? А еще комсомолками прикидываются! Ну и что? Сказал! Да, видать, не туда сказал. Такие же они бандитки, как вы все.
— Ах ты, старая падаль. Ну, получай же. — И Локтев в упор выстрелил в старика.
Вера уже кончала передачу радиограммы, когда у землянки раздался выстрел. Не оборачиваясь, она сказала:
— Посмотри, что там такое.
Надя выглянула из землянки и сразу захлопнула дверь. На снегу лежал мертвый старик. К землянке бежал Локтев. В руке у него был пистолет. Лицо красное, перекошено от злобы.
— Вера, передавай «73!». Локтев убил старика. Бежит сюда. Я подержу дверь.
Виктор приземлился не очень удачно. Парашют зацепился за дерево, и Виктора с силой ударило о ствол. Просигналив вверх фонариком «все в порядке», он стал спускаться. «Это даже хорошо, — подумал он, — что сел на дерево. Нет никаких следов».