— Хочешь поговорить? — спросил он хриплым голосом.
Я взглянула на него. Он был в возрасте, вероятно, под пятьдесят, с темными седеющими волосами и такими же усами. На нем была расстегнутая клетчатая рубашка с закатанными рукавами, а под ней — белая майка. Руки украшали выцветшие татуировки. Я встретилась с ним взглядом, его карие глаза окружали морщинки. Он смотрел на меня с добротой, что выглядело неуместно из-за его грубой внешности.
— Поговорить о чем? — я старалась, чтобы язык не заплетался.
— О том, что заставляет такую красивую леди, заливать свои проблемы в такой дыре. — Он достал еще одну рюмку и плеснул в нее прозрачную жидкость, прежде чем снова наполнить мою. — Не могу позволить тебе делать это в одиночку.
Я сделала паузу, чокнулась с ним и выпила.
— Наверное, мне просто захотелось какое-то время побыть безликой, и это место кажется таким же хорошим, как и любое другое, чтобы побыть никем, — ответила я, оглядываясь на посетителей. Их было немного, да и те держались особняком.
Бармен кивнул, разглядывая меня.
— Достаточно справедливо, девочка. Хочешь совета — лучше всегда быть самим собой. Может, это не идеально, может, чертовски сложно, но ты лишишься всего, если у тебя не будет самого себя. — С этой мудростью он оставил мне бутылку и пошел к бару.
Я посмотрела на текилу затуманенными глазами. Я была не совсем готова быть самой собой. Это означало, что мне пришлось бы столкнуться со всеми проблемами, связанными с тем, чтобы быть Эми Абрамс. В настоящее время их было чертовски много. Мне не хотелось смотреть в лицо реальности, не хотелось чувствовать боль, ставшую моей постоянной спутницей почти на целый год. Не хотелось скрывать ее за фальшивыми улыбками и неуместными шутками. Я играла роль долгих восемь месяцев и была вымотана. Я больше не хотела испытывать дискомфорт.
Я вспомнила, что привело меня сюда, — в забегаловку в центре Нью-Мексико, после двух недель бесцельной езды по стране и попыток собраться с мыслями. А вспомнив… мне пришлось вернуться далеко назад, к причине, по которой я хотела оказаться в захудалом баре в центре Нью-Мексико. День, который навсегда изменил мою жизнь и который мог превратить меня в алкоголичку.
***
Два года назад
— Гвен! — крикнула я, захлопывая дверь в нашу квартиру и бросая кучу пакетов на пол. — Эй, Гвен? Я так чертовски опаздываю — мне нужно одолжить твои туфли от Джимми Чу.
Я сбросила туфли и стянула платье через голову, пытаясь сэкономить время, пока мчалась в спальню Гвен. Не глядя, я раскидывала вещи в разные стороны со смутным намерением собрать их позже. Когда дело доходило до такого дерьма, Гвен кипятком писала.
— Серьезно, не понимаю, почему моя мать заставляет меня ходить на эти дурацкие мероприятия, — крикнула я. — Она знает, что я скорее съем фольгу, чем пойду на свидание с каким-нибудь придурком с трастовым фондом, которых она вечно мне подсовывает, не успею я переступить порог. Если бы я собиралась уйти домой с кем-нибудь, то, вероятно, это был бы бармен, учитывая, что именно с ним я провожу больше всего времени. Кстати, о барменах, помнишь того... — я прекратила болтать, когда, войдя в гостиную, обнаружила там незнакомого мужчину.
Очень сексуального незнакомого мужчину с короткой стрижкой, волевым подбородком и самыми удивительными глазами, которые я когда-либо видела. Но речь не о том. Я определенно не оставляла его здесь этим утром и не заказывала высокого, темноволосого и аппетитного мужика, что означало, что он был незваным гостем.
Боже, грабители стали такими сексуальными. У этого даже хватило наглости ухмыльнуться мне, не сводя зеленых глаз с моего тела в нижнем белье. В спешке я забыла, что разделась.
Дерьмо.
Я не закричала. Я, в принципе, не была из тех, кто кричит, по крайней мере, за пределами спальни. Что я сделала, так это схватила со стола тяжелый подсвечник и угрожающе им замахнулась.
— Ладно, приятель, у тебя двадцать секунд, чтобы убраться из моей квартиры, прежде чем я огрею тебя этим массивным серебряным подсвечником.
Я сжала свое оружие, желая попытаться сделать так, как сказала. Я не думала, что добьюсь большого успеха, учитывая чертовски впечатляющие мышцы, выпирающие из футболки злоумышленника, и того факта, что уродовать такую картину мужского совершенства было бы преступлением против человечества.
Вор продолжал ухмыляться мне, будто какому-то забавному ребенку. Я не оценила того, что он не считал меня достойным противником, несмотря на то, что он был примерно на два фута выше меня и на пятьдесят фунтов тяжелее, а я стояла перед ним только на каблуках и в нижнем белье La Perla.