Зимний пляж - это пристанище одиноких, поэтов, художников и мечтателей. Они сидят на голом песке и задумчиво смотрят вдаль, или же бродят вдоль кромки воды. Выше на скале стоял реабилитационный центр - предмет мечтаний наших. Попасть туда - это лучше, чем попасть на Карибы или Гоа. Цветы, кафе-веранда, балкон с видом на закат, музыка, доносящаяся из города и пляж совсем рядом. Окна в комнатах выходили на море, и больные засыпали под шум прибоя, и снились здесь только самые лучший сны. Понятно, почему стоил он таких бешенных денег.
Но нам нужно было лететь дальше. Вскоре и город, и реабилитационный центр остались позади, сделавшись маленькими, далекими и недостижимыми. А впереди была только гладь океана, волны, белая пена и облачное небо.
- Думаешь, долетим? - спросила я.
- Долетим, - твердо ответил Ромео.
Я отражалась в воде. Белоперая чайка с черными "черчатками" на крыльях. Я гордо выпятила грудь.
- Быть может, я и вправду Джонатан Ливингстон, - сказала я.
- Наверное, - отозвался Ромео.
Пейзаж не менялся: море, небо, отражение. Ни шторма, ни вечера. Крылья начинали затекать.
- Я устала, - пожаловалась я.
- Устала? - недоверчиво переспросил Ромео, - Ты птица, если что. Как ты можешь устать летать?!
- Ну, ходить я тоже устаю, - пробормотала я.
Ромео устало вздохнул.
- Еще немного осталось.
- Ну да, другой континент - это так близко...
- А мы летим не на другой континент. Мы летим в Огненную Землю.
- А такая есть? Круто!
- Да. Самая южная точка Америки.
Он вдруг резко повернул в сторону.
- Потерпи, еще немного осталось.
Я напряглась. Ради Огненной Земли можно и потерпеть. Потерпеть и затекшие крылья, и раздражение, и скуку.
Вскоре мои мучения были вознаграждены, и вдали замаячила земля. Вопреки моим представлениям, то был скалистый берег с пингвинами, маленькие и уютные домишки и заснеженные горы.
- Где же тут огонь? - спросила я.
- Посмотри вниз.
Горело множество костров. Дым, затмевающий звезды, огни, тянущиеся к небу, отражающиеся на льду. о свет в домах, и бенгальские огни, и алый закат, отражающийся в море и окрашивающий небо.
- Мореплаватели, впервые прибывшие сюда, увидели множество костров, разжигаемых туземцами. И поэтому назвал это место Огненной Землёй.
- И впрямь, - восхищенно сказала я, - Огненная.
- Ой!..
Ромео закашлялся. Я испуганно посмотрела на него.
- Всё в порядке? - спросила я.
- Да, - процедил Ромео, - Просто слишком долго продержался. Мой рекорд, знаешь ли.
- Знающие могут такие штуки? - спросила я.
- И не только, - сказал Ромео.
- Вот бы стать одной из вас...
- Не надо это тебе. Тьмы в тебе нет, но не твоё это.
- Ой, да ну тебя.
Он закашлялся еще больше, согнувшись в три погибели.
- Эй, не стоило так напрягаться...
- Ради тебя - не жалко, - улыбнулся Ромео.
Черная лебёдка
Она умерла в пять часов утра. Сквозь штору пробивался рассвет, по стеклу скатывали капли дождя, небо было голубым с фиолетовыми облаками. Она не дождалась цветения сирени и черемухи, не дождалась дуновения южного ветра и весенних ливней. Я уверена - зефир бы её согрел. Но теперь она холодна и бледна. И сердце Вечности остыло навсегда, той веселой искринки не было в его золотых глазах.
Когда её уносили, мы всей гурьбой провожали Халатов, несмотря на то, что нас пытались прогнать. Я видела её посиневшее лицо, закрытые глаза, тень ресниц, раскиданные спутавшиеся волосы, круги под глазами, впавшие щеки. Никто не думал, что всё так выйдет. Никто не думал, что мы потеряем её. Никто не думал, что она выберет смерть.
После этого в больнице царила атмосфера отчужденности и было холодно, несмотря на то, что близилась весна. Но потом её забудут, как забывают всех ушедших. Сюда приходят и уходят, и мы друг другу лишь попутчики.
Мы продолжили жить дальше: жгли костры, убегали по ночам, делали цветы из бумаги, рисовали, пели под гитару, сидели на крыше, носились по саду, но что-то изменилось, так неуловимо, и потому вынести это было невозможно. Поэтому Мариам ушла, не выдержав нагнетающей атмосферы и в особенности пустого взгляда Брайана.
- Странно, что я в ней нашел? - спрашивал он, вырезая из бумаги, - И что она нашла во мне?
- Она не пугалась твоих рисунков, - сказала я, - И не видела в тебе всезнающего мудреца.
- Тоже мне, причина, - рассмеялся Блейн.
Он закончил свой цветок. Белый, с желтым в центре. Много-много таких цветочков на извилистой ветке, сделанной из картона.
- Я ей постоянно дарил такие букеты, - сказал он, - Зимой ведь цветов не нарвешь.
- Так даже лучше, - сказала я, - Цветы сорвать каждый может. А вот сделать... Я бы не смогла. Лепешки какие-то сморщенные всегда получаются.