- Плохо написала сочинение, - сказала я, - Небрежно. Перепутала факты. Написала, что Черчилль был французским президентом, а НАТО - союз азиатских стран.
- Как же ты так? Это же общеизвестные факты.
- Я путаю. Я путаю аббревиатуры, фамилии политиков, термины, сражения. Я не могу начертить параллелипипед и написать формулу альдегида.
- В принципе, как и многие школьники. Эта Водонеприноцаемая придирается на пустом месте. Мокрая курица.
- Да ладно, не бери в голову.
- А я не могу не брать в голову. Рядом с ней всегда идет дождь.
- Если так, но мы бы ходили мокрыми.
- А вы и ходите мокрыми. А ты - особенно. Но замечаю это только я.
Он шел мне навстречу. Вдали мигала умирающая лампа перед тем, как совсем погаснуть. С подоконника свесились цветы, об окно бились мухи, гоняемые санитарами. Он шаркал ногами, обутыми в незашнурованные кроссовки, и весь казался каким-то понурым, выжатым, непохожим на себя.
- Никогда не хотела узнать, как звучит песня из ящика Пандоры? - улыбнулся было он, но тут же сник, увидев моё выражение лица.
Мне хотелось убежать, скрыться, спрятаться, но я осталась стоять. И то только потому, что ноги меня не слушались.
- Ласка говорила мне, что я пытался напасть на тебя, но я ничего не помню. Честно.
Я не шевелюсь, только смотрю на него исподлобья. В голове ни одной мысли, всё вытеснили эти страшные зелёные глаза.
- Не простишь? - удрученно спросил он.
- Я подумаю, - процедила я.
- Может, всё-таки скажешь, что я сделал?
Я развернулась и ушла. Меня колотило. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь. Направилась к мальчикам. Скорее всего, девочки у них. Легко открыла дверь, и на меня подуло сквозняком. Типичный летний ветер, горячий, похожий на песчаную бурю, обжигающий ноздри. На подоконнике были пахучие цветы, Ромео чесал покрасневший нос, но терпел ради друзей. Стены были изрисованы, залапаны отпечатками тоненьких рук. Наши с Эриком и Саймоном руки были вместе. Я горестно вздохнула, уколенная воспоминаниями. Услышав это, ребята, как по команде, обернулись.
- Зои? Проходи, - Ромео указал на место рядом с собой.
Блейн мастерил вертушечку, Клэр настраивала гитару, Кларисса, листала сборник японской поэзии. Брайан просто сидел, уставившись в одну точку. Мариам разворачивала фруктовый лёд. Мы приветственно кивнули друг другу. Я этим самым поздравила её с возвращением, а она поблагодарила.
- Че так официально? - обратилась я к Ромео.
- Что с тобой? - спросил Блейн.
Меня по-прежнему трясло, ладони вспотели и стали холодными. Ромео взял в руку мою ладонь.
- Холодная, - константировал он, - И мокрая.
- Да ладно? - съязвил Блейн, - Уж без тебя-то она бы никогда не догадалась.
- Это как-то связано с инцидентом в кладовке? - спросил Ромео, пропустив замечание Блейна мимо ушей.
- Он меня пугает, - сказала я, - Эрик, в смысле. Я ведь с самого начала догадывалась, что с ним что-то не так, но предпочитала делать вид, что не замечаю.
Солнце садилось за горизонт, последние лучи пробивались сквозь густую зелёную листву. Воздух стал прохладен и спокоен, где-то заливались кузнечики. Комната наполнилась розовым светом заходящего солнца, преобразившим рисунки. Они как будто грозились выскочить из плоскости стены, они бегали, танцевали, гонялись друг за дружкой, сидели в круге, перешептываясь о чем-то своём. Человек с кривой тенью. Мальчик, облаченный в звёздный плащ. Обнимающая его сзади призрачная тень девушки в венке из гортензий. Сгорбленный чернокрылый ворон. Чайка с белым оперением и головой девушки с волосами, похожими на пламя. Начинающая превращаться ведьма с широкополой шляпой, которая ярко светилась, несмотря на то, что была тёмной. Девочка, начинающая рассыпаться. Мокрая девушка с арфой. Вдали сидел кудрявый флейтист, окруженный бабочками, но он уже был почти стерт, но я отчетливо видела каждую деталь. Вечность что-то пририсовывал, но заслонял зарождающийся рисунок с собой.
Красный закат отражался в черных глазах Кита, делала бронзовой его кожу.
- Оборотень, - прошептал он.
- Кто-кто? - не поняла я.
- Если ты узнаешь его ночное имя, то сможешь позвать, когда он начнет превращаться, - сказал Кит, - Не факт, что он отзовётся, но попытаться стоит.
- Быть может, его кровь черна, - сказал Ворон, - Быть может, он хочет, чтобы твои крылья окрасились.
- Он сказал, что хочет смочить мои крылья кровью, - сказала я, - Что я должна познать вкус огня.
- Вас не надо было запирать вместе, - сказал Кит, - Ни в коем случае не надо было. Заточение на Иных плохо действует. Мы сходим с ума. Выворачиваемся наизнанку. А уж оборотни тем более.