Мы взялись за руки и пошли по проселочной дороге в сторону оврага.
- Если бы они были у тебя - какими бы они были? - спросила я.
- Прозрачными, - сказала она с закрытыми глазами, - Переливающимися радугой. Как у стрекозы.
- А они у неё переливаются? - изумилась я.
- Иногда, - буркнула она, - Не отвлекайся. Думай.
- А у меня бы они были белоперыми, - сказала я, - С черными кончиками. Большими-большими, чтобы я могла лететь высоко и перелетела океан. Как некоторые птицы путешествуют с одного полюса на другой.
А на мгновение мы их почувствовали. Тяжесть за нашими спинами и ощущения всемогущества. А на часах было 5:30.
- Третья сказка называется "тысяча и одна ночь Луизы"
Телевизор работал в гостинной, я сидела на диване. Сам по себе сериал не был интересен, но вот с девочками - очень даже. Было слышно, как работает фен у Клариссы и жарятся макароны у Луизы. А вот у меня всегда было тихо.
После титров Луиза рассказывала о своей жизни. Она часами могла жаловаться на домашний арест, восхищаться новой коллекцией одежды от нашего любимого дизайнера, смеяться над случаем в классе и злиться на футболистов, опять учинившим нам пакость. Рассказывай это кто-нибудь другой - и мы бы померли от скуки. А из уст Луизы это было интересно. Чем-то в эти моменты она напоминала Элли.
- Четвёртая сказка называется "первый полёт".
Да, я действительно в ней видела родственную душу. Мы обе были чайками, но я не знала, что она - поморник.
Всё решил май. Всё решила нагретая солнцем крыша и раскалённое железо. То было после полудня, в жару, когда воздух замер, и всё вокруг замерло, утомленное зноем и городской пылью. Только цикады надрывались, заглушая шум далекой газонокосилки.
- Сейчас не 5:30, но я чувствую, - сказала я, подходя к краю крыши и раскидывая руки, - Посмотри, мои руки не обрастают перьями?
Безобразная улыбка исказило её лицо. Очки упали на землю, разбившись. Сверкали на солнце, как бриллианты - только бриллианты эти были подделкой. Глаза налились кровью.
Медленно, шаг за шагом она подходила ко мне, Медленно, шаг за шагом увеличивалась пропасть между нами. А я не замечала - я была дурой. Глупой чайкой, смотрящей в небеса, а не вниз. Рука Клариссы протягивается, я оборачиваюсь. Её ухмылка на каменном лице - последнее, что я вижу. Она ощущает тепло моего живота и становится Отступницей. Это всё изменило, это её перекроило - а может быть, она всегда была раскроенной?
- Пятая сказка называется "бескрылая чайка".
Голову кутают бинты, на кровать падает мягкий дневной свет. У чайки оборвали крылья, чайка сломленна и не может читать и писать. Впоследствии чайке пришьют крылья, но они не заменят настоящие - это крылья дворового голубя, неуместные, неприжившиеся, чужие.
От меня все отвернулись - не могли видеть эти уродливые шрамы и тремор в конечностях, не могли слышать мой сдавленный хрип по ночам, не смогли вернуть мне утерянный оптимизм и крупицы воспоминаний. Сломленная, разбитая, искорёженная чайка.
- А теперь, когда ты услышала пять сказок, разгадай две загадки.
- Ты совсем решила меня добить? - прохрипела я.
Она жадно впилась меня своими чёрными глазами. И в ту минуту я ощутила, насколько она страшна. Эти глаза видели сгорающих родителей. Эти глаза видели разбитые сердца.
- Загадка первая, - пропела она, - Пять сказок, пять утра, пять лет. Почему?
По моим щекам не катились слёзы. Своё я уже выплакала. Все эмоции смешались в невообразимую кашу.
- Загадка вторая, - продолжила она, - Зачем поморнику нужны крылья буревестника?
Она помахала мне рукой перед тем, как покинуть меня и выкинуть из пустыни.
Я очнулась лежащей в своей постели. На тумбочке стояла ваза с цветами. Ветер из открытой форточке поднимал шторы. Возле сидел Лицедей.
- Очнулась? - обеспокоенно спросил он, - Что с тобой случилось?
- Не тот вопрос, - процедила я.
- Что-то нужно? - понимающе улыбнулся Лицедей.
- Да. Приведи мне Отступницу.
Бежевый винтаж
Она стояла передо мной, вытянутая, изогнутая, похожая на гусеницу. Только кальяна не хватало и верхушки гриба. Если приглядеться, на ней можно было заметить трещины. Она рассыпалась подобно разбитому зеркалу.
- Что тебе это дало? - просипела я.
Она непонятливо вскинула брови. Лицедей сопел позади меня. Остался, почуяв опасность. О да, оборотни чуят такое. Только вот вопрос состоял в том, от кого она исходила.
- Крылья, - раздраженно откинулась я на подушку, - Зачем было обрывать их?
- Ты хотела летать, - прошелестела Отступница, - Вот я и помогла тебе. Подтолкнула.