- Какая же Вы противная, - нахмурилась другая.
- Надо просто мыслить шире, - подняла палец вверх седая, - И разве ты так хочешь, чтобы эти прелестные кудри с этими не менее прелестными ленточками прератились в седые лохмы, как у меня?
- А зачем я, по-твоему, терпела ханжество пассажиров поезда? Зачем разнимала братьев? Зачем терпела хамство неотёсанного Шалтая-Болтая? А потом меня заставили разрезать пирог Единорогу и Льву, и Единорог назвал меня чудовищем, а последней каплей стало то, что меня выгнали вместе с ними!!! А потом меня похитили, и меня спас рыцарь... Ах, он такой душка.
- Сказать тебе, почему? - улыбнулась седая, - Потому что ты умница, не-Алиса. И тебе вовсе необязательно занимать моё место.
- Тогда, мне же полагается какая-то награда?
- О да! Всё на свете! Только больше никто к тебе не прикоснётся, увы...
- А это, наверное, девятнадцатый век? - спросила я.
- Ага, - улыбнулся Лицедей, - Похоже на то. А ещё глубже не хочешь?
- В последний раз, - вздохнула я, - Так устала...
- О, а ты, наверное, из Лапландии? Колдунья, должно быть, да?
- Ты дура, северянки светлые и волшебные... А она черномазая, как мавритянка.
- Сама дура! Лапландки такие и есть!
Смугла девочка внимательно смотрела на ссорящихся своими черными глазами, похожими на две щёлочки.
- Я приплыла из Северного Ледовитого Океана, - склонила она голову.
- Русалка? - оживилась первая.
- Тюлень, - сказала гостья.
- Селки, - прошептала первая.
- Хотите, покажу? - предложила селки.
Девочки энергично закивали. Селки вытащила из чемодана тюленью шкуру, раскинула её... Она засияла подобно северному небу. Комната наполнилась водой, пол, потолок и стены исчезли. Селки окутала себя и двоих шкурой. Первая трогала пальцем серебристых рыб, которые бросались от её прикосновения в рассыпную. Вторая завороженно смотрела на светящуюся рыбку, плывущую сквозь толщу воды. Их ноги задевали водоросли, над головами махал крыльями скат.
- Значит, вот что значит - быть тюленем... - выдохнула первая, - Интересно, а как живут дельфины?
- Прекрасно, - сказала селки, - Когда-то им предлагали выйти на сушу, но они отказались. Остались вместе с китами, когда остальные ушли. Слишком любят воду. Слишком преданы себе.
- Давай мириться? - предложила вторая.
Они стали играть в ладошки и засмеялись.
- Это правда? - удивилась я.
- Я откуда знаю? - хмыкнул Лицедей, - Так далеко я ещё не заходил.
Откуда-то донеслась игра на гитаре.
- Опа, - оживилась я, - Вечность играл эту песню одной из тех, в кого ему угораздило втрескаться.
- Зелёные рукава? - приподнял брови Лицедей.
- Такая красивая песня, - вздохнула я.
- А по-моему, тупость, - фыркнул Лицедей, - Одно нытьё, растянутое на 16 куплетов.
Я пожала плечами. Вдали дребежжал рассвет. Я вздохнула. Этой ночью Хамелеон стала сильнее.
Ореховое сходство
С Хамелеоном мы заключили мир. Но на самом деле это была холодная война. Хамелеон была моим кривым зеркалом. У меня были друзья - у неё не было никого. Я завоевывала расположение людей - она открещивалась от тех, кто был с ней добр. Я сбегала по ночам - она по ночам спала. Я врагам сразу объявляла войну - она врала, подлизывалась и лукавила. Я была открытой - она была скрытной. Мы были дружной компанией палаты номер три, и в то же время были сами по себе. Ворожея тихо сходила с ума, истончая тёмную дымку. Хамелеон преображалась, делаясь всё безобразней. Сара... Сара таяла. Жюли сморкалась и жевала чеснок. Как будто чего-то не хватало. Нам всем. А может, даже кого-то.
А тем временем зима вступала в свои права. Ветер выл в трубах, ударял ветками об окно. Дни становились холоднее, ночи длиннее, темень гуще. Население больницы ходило в свитерах, шарфах, рукавицах, шерстяных носках. Дрались за обогреватели, толпились у батарей, сидели на подоконниках, несмотря на холод, пока Халаты их не сгоняли. Сморкались, жаловались на больное горло, дышали в ингаляторы. Закутывались в пледы и одеяла, как в плащи, и ходили так по коридорам, пока Халаты не заставляли их одеться нормально. Часами торчали в тёплом душе, грелись чаем, кофе и посиделками в компаниях. Из сада перебрались в палаты, которые превратились в настоящий закрытые мирки, маленькие и уютные.
По ночам больше не гуляли. И только мы с Эриком, Саймоном и Грегом сбегали втихаря, накинув куртки на пижаму, и ходили по заднему двору, пробирались на крышу, а иногда выбирались в город, гуляя под дождем и снегом. Неоновые огни отражались на мокром асфальте, фонари почти не горели, моторы шумели, свет в окнах забегаловок гостеприимно горел. Денег не было, но иногда хозяин ресторана мексиканской кухни выносил нам такос, и мы ели, сидя на ступеньках служебного входа. Незамедлительно приходили собаки и кошки, и мы обязательно с ними делились. Кошки ласково мурчали, собаки высовывали языки и как будто улыбались, и мы гладили их всех. Саймона распирало от удовольствия больше всех.