На окне была решетка, под подоконником - батарея.
- На подоконнике не сидеть, - сказал санитар, - Знаю я, как вы любите это делать. Но ты серьёзно заболела, есть огромный риск осложнений, так что даже не вздумай подходить к окну.
- А выходить из палаты можно будет?
- Нельзя. Сама понимаешь, заразна.
- Из вещей ничего нельзя взять? Чтоя тут буду делать целый день?
- Тебе принесут карандаши и альбом для рисования. Тут работает радио, которое включается на час в день. Да и сомневаюсь, что тебе придется скучать в таком состоянии.
Он ушел, заперев дверь на ключ. Я повалилась на кровать и закрыла глаза. Стало ещё хуже.
Меня разрывало на огонь и воду. Опять. То дрожала от холода, кутаясь в одеяло и прижимаясь к батарее, то потела от жары, раздеваясь и сидя на подоконнике. Тошнило от еды и таблеток, болела голова от негромко работающего радио, все раздражало и всё бесило. Дни сливались с ночами, я всё больше и больше теряла контроль.
Я ощипанная чайка, мои крылья - гноящиеся культи. как же больно. Как же... Бесит! Я слышу голос Хамелеон и бью кулаками в стену, крича ей проклятия. Ненавижу, ненавижу, ненавижу эту тварь. Я бы разорвала её на куски.
А потом я понимаю источник своих бед. Да... Это черная кровь. Это Ворожея, космический зверь, по жилам которого струится тьма. Его глаза горят чистой ненавистью, отражающейся в моих глазах. Теплая, теплая кровь сочится сквозь стены, пропитывая меня. И я сдавленно рычу, обжигаясь своей ненавистью, захлебываясь в ней.
Буревестник где-то на дне меня бьется в истерике, но я её не замечаю, только засовываю поглубже, туда, откуда её крик не будет слышен. Халаты пока не замечают, что творится у них под носом, но это пока. Ходят в крови, шлепают по ней тапочками, и я смеюсь, смеюсь, смеюсь, вгрызаясь в кожу пальца.
Буревестник рвется наружу через царапины. Птичка боится, кричит изо всех сил о буре, поглотившей её. Её пугает Ворожея, пугают её черные глаза, ей всё время кажется, что они смотрят на неё в ночи. А всё потому, что Буревестник знает, что тьма поглотит это место, полностью извратив его суть. Очернит людские сердца, посеяв смуту и страх.
Буревестник кричит, и её крик будет услышан. Вечность прошептал:
- Не бойся, Буревестник, я не дам тебе погибнуть.
И тут же зверь, испугавшись голоса мудреца, куда-то спрятался.
Я осторожно прижала руку к стене и почувствовала тепло его руки. Каким образом мы догадались, где будет рука друг друга?
- Она уедет, - шепнул Вечность, - Уедет навсегда. Знаешь... Ты не злись на неё. Она не желает тебе зла. Она сама бы рада избавиться от тьмы, потому что страдает от неё.
- Я боюсь её, - сказала я, - И в то же время не хочу её потерять.
- Другого выхода нет, - сказал Вечность, - иногда нам приходится отрывать от сердца дорогих нам людей, чтобы спасти их. Вот и тебе придется отпустить меня.
- Что?!
- Я ухожу, Буревестник. Потому что иначе умру, медленно и мучительно. Я предлагал пойти со мной Киту, но он отказался. Мы... Мы помирились с ним.
Слёзы скатились по моим щекам.
- Я рада. Честно, рада. Давно пора было.
- Вам не придется грустить. Вы забудете обо мне. А я буду счастлив. Я уплыву на корабле в неведомые края... Вместе с теми, кто покинул ваши воспоминания.
- Но пока ты здесь. И мне больно... Больно вместе со всей больницей. Такого, как ты, не найдется больше здесь.
- Ага, кому ещё в голову взбредет дать вам такие чудесные прозвища? - рассмеялся Вечность.
- И кто ещё будет таким проницательным...
- Кит.
- Но он не ты.
- Не я...
Мы одновременно вздохнули. А потом мне стало легче. Я была рада за него, нутром понимая, что иначе он умрет, как Травница - медленно, страшно и мерзко. А я не желала ему такого. Тем более здесь.
- Мне было очень здорово быть с вами, - сказал Вечность, - И зимой спорить из-за обогревателя, и весной скакать по лужам, и летом сидеть на крыльце... И осенью делать короны из листьев. Честно, без вас здесь было бы невероятно скучно. Я пронесу эти воспоминания как самые теплые в моей жизни. Пронесу за двоих.
- Мне бы хотелось услышать твою игру на пианино.
- Где я тебе возьму пианино? - рассмеялся Вечность, - Спи давай, а то Халаты прибегут.
За окном светило солнце. Его лучи заставляли пыль светиться. Они падали на пепел, старые игрушки, гнезда птиц, нотную тетрадь, волосы и кожу Вечности, его белую рубашку и тонкие руки. Он закрыл глаза, и на его щеке дрожала тень от ресниц. Пальцы коснулись клавиш. Полилась мелодия, похожая на этот самый свет, её подхватили жужжащие мухи и птицы в саду, вой ветра в трубах и шелест листьев, скрипящие половицы и тикание часов. И мне показалось, что за его спиной выросли прозрачные, почти незаметные, похожие на дымку крылья. Он даже не смотрел в ноты, его пальцы летали по клавишам. А потом она закончил и повернулся ко мне.