Он набрал в пригоршню чистой, быстро бегущей воды, но не успел поднести ее ко рту, как Кэт остановила его, взяв за руку.
— Только умойтесь. Прежде чем пить, воду надо процедить сквозь ткань.
Он разжал пальцы, и вода пролилась на землю.
— Чушь какая-то.
— Вовсе не чушь. Напротив, очень мудро.
— Любопытная мудрость, — заметил он. — И явно нездешняя.
— В воде живут крошечные животные. Так père говорит. И еще он говорит, что люди часто страдают животом из-за того, что неосторожны с водой, которую пьют.
Гильом вперил в нее недоверчивый взгляд.
— Он что, видит этих животных или только воображает их?
— Он знает, что они там есть.
— Как он может это знать?
— Père изучает все, что видит. И не только то, что видит, но и то, что может вообразить, глубоко размышляя над увиденным. Он очень ученый человек, как он сам вам сказал. Он служил Папе, учился у лучших профессоров и заботился о здоровье… ну, многих важных особ.
Едва не проговорившись, она отвернулась, чтобы скрыть свое замешательство. Ее слова разожгли любопытство Гильома, но он постарался скрыть это. Снова повернувшись к нему, Кэт показала ему квадрат искусно вытканного шелка.
— Каждый из нас носит с собой такой платок, чтобы очищать воду, которую пьем. Если удается, мы даже кипятим воду.
— Господи, с какой стати? От этого вся жизненная сила из нее уходит.
— Как, по-вашему, есть на свете животное, все равно, большое или маленькое, способное пережить кипячение? — с улыбкой спросила она.
— Хм… Нет.
Теперь его одолевали вопросы. Это были очень смелые утверждения — что в воде живут какие-то маленькие животные, что ее отец служил Папе. Похоже, он человек очень необычный. Однако Гильом решил отложить свои расспросы до того времени, когда девушка проникнется к нему большим доверием. Он задумался над тем, как ускорить этот процесс.
«Прояви интерес, — мелькнула мысль. — Ни одна дама перед этим не устоит и примется молоть языком».
Собственное хитроумие порадовало его.
— И что, это излечивает от болезни живота?
— Не знаю, — с гордостью заявила она, — потому что я никогда животом не страдала.
Гильом недоверчиво вскинул брови. Он знал, что практически ни одному человеку не удалось избежать поноса, в особенности во время войны, когда реки и ручьи покраснели от крови.
— И вы всю воду всегда процеживаете через эту… тряпку?
— Да. — Она вручила ему платок. — Посмотрите, как плотно он соткан. Père говорит, такие вещи делают на другом конце земли, в месте под названием Ниппон.[10] Там эта ткань так же часто встречается, как у нас самая грубая шерсть. Он очень дорогой, и я поклялась, что не потеряю его. Пряди ткани задерживают всех грязных животных. Саму ткань я кипячу так часто, как удается.
— Удивительно. — Гильому не приходилось изображать интерес — услышанное и впрямь заинтриговало его. Он вернул Кэт тончайший кусок ткани. — Никогда не видел такого чуда.
— Père знает много такого, чего не знает никто.
— Он, кажется, человек необычный.
Кэт вздохнула и вытерла слезинку.
— Больше, чем вы можете себе представить. Он самый замечательный врач на свете. — Она с вызовом поглядела в глаза французу, понимая, что ему будет трудно поверить в ее слова. — Когда мне было семь лет от роду, он вылечил меня от чумы. А потом заболел сам, но тоже вылечился.
Немыслимо! Каль смотрел на нее во все глаза.
— Вы перенесли чуму и остались живы?
Она положила ткань на колени, медленно скинула шаль и обнажила белую шею, с обесцвеченными участками кожи в некоторых местах, окруженными крошечными шрамами — безошибочными знаками, которыми бубонная чума метит свои жертвы.
У Алехандро на груди тоже был шрам, Каль вспомнил, что видел его, когда врач мылся.
— Но… как?
— Он давал мне ужасно невкусное лекарство и ухаживал за мной, и через две недели я выздоровела.
В это было трудно, почти невозможно поверить. Однако… у Кэт действительно были шрамы. Он неуверенно протянул руку к ее шее, не зная, позволит ли она прикоснуться к себе, но она не отодвинулась. Кончиками пальцев он нащупал затвердение под одним из шрамов.
— Простите мою вольность. — Он отдернул руку. — Просто очень трудно поверить. Никогда не слышал о человеке, который выжил, заболев бубонной чумой. Хотя есть такие, кто почему-то не заболел.
— Это редкость, знаю. Père говорит, выживают те, кому Бог пожелает сохранить жизнь. У некоторых людей внутри есть вроде как защита против чумы. Их тела сражаются с ней, почти как если бы бились на мечах. Он не понимает почему.
— Нельзя же понимать все.
— Не стоит недооценивать его. Я сильно болела и ни за что не выжила бы, если бы не он. — Кэт задумчиво отвела взгляд. — Я мало что помню, только что père все время был рядом… — Она помолчала. — Думаю, меня вылечило лекарство, о котором он от кого-то узнал.
Убежденность в ее голосе заставляла поверить в невероятную историю, которую она рассказала. И хотя Каль понимал, что Кэт очень огорчена разлукой со своим предполагаемым отцом, он не считал, что от этого она не в себе.
— Многие женщины по присущей им слабости характера легко впадают в заблуждения, — заметил он, — но вы вроде бы этим не страдаете. Мне кажется, вы верите, что все так и было.
Она взглянула на него с вызовом.
— Какая мне выгода обманывать вас?
— Не знаю, — ответил Каль.
«Какая фантастическая история!» Ему страстно хотелось расспрашивать дальше, но он с неохотой придержал язык.
«Не стоит пугать ее, а то еще замолчит, — предостерег он себя. — Ведь, похоже, ей есть о чем рассказать».
Он удовольствовался тем, что какое-то время просто смотрел на прелестную золотоволосую девочку-женщину, с которой его так неожиданно свела судьба.
«Природа не часто создает такие чудеса».
Он перевел взгляд на коней.
— Я ужасно проголодалась, — сказала она. — В животе бурчит. У вас есть что-нибудь?
— Ни кусочка.
Раньше они пробегали через фруктовый сад, но, опасаясь преследования, Каль не решился остановиться. К великому сожалению, сад остался далеко позади.
— А оружие, чтобы охотиться?
— Только меч.
— Тогда нам пригодится вот это.
Она приподняла край юбки и вытащила из-за края чулка нож, маленький, тонкий, с блестящим и, как показалось Гильому, очень острым лезвием.
— Вы полны сюрпризов, девушка, — заметил он.
— Père всегда учил меня, что я должна уметь выжить в любых условиях. Он говорит, что неожиданности подстерегают на каждом шагу.
— Похоже, этот человек изрекает только мудрости! В жизни не сказал ничего глупого или бессмысленного?
Она усмехнулась.
— Он вообще не так уж много говорит, и каждое его слово — жемчужина. Однако давайте сейчас не будем об этом. Поймайте кого-нибудь, а я освежую. — Она достала из кармана маленький кусочек стекла для разведения огня. — И зажарю.
— Боюсь, я не слишком опытный охотник. Этот меч по большей части рассекал шеи людей, не животных.
— А до того как вы вооружились мечом, вам приходилось стрелять из лука?
— Разве что в детстве. Меня по договору отдали в помощники счетоводу, служившему одному пикардийскому дворянину. До того как примкнуть к этому восстанию, я в основном имел дело с цифрами и в лесу бывал редко. Я многому научился в счетоводстве. Еще знаю французские и латинские буквы, но лучше всего управляюсь с цифрами.
— Уверена, вас ценили еще и за скромность, — с улыбкой заметила Кэт.
— Я работал, как и всякий другой.
— Не сомневаюсь. И притом задешево. Хозяин на вас прилично зарабатывал.
— Верно. На трудах своих подчиненных всегда зарабатывают лорды и леди. Я копил деньги и не раз предлагал их хозяину, чтобы он отпустил меня на свободу. Счастье еще, что я не женился и не должен был содержать жену и детей. Однако я хотел продвижения по службе в надежде, что тогда смогу обзавестись семьей. Но он всегда отказывал мне.