И вновь оказался у заветной витрины, залитой лимонным светом, вдруг ставшей ему такой необходимой. Вновь он стоял и смотрел на свою незнакомку, и чем дольше смотрел, тем яснее понимал, что уже видел ее прежде – очень давно, десять или сто жизней назад, и не просто видел, а хорошо знал. Наверное, у него, как у человека творческого, отлично развито воображение. Он просто был мечтателем и фантазером. Наверное, так…
Вытащив из кармана айфон, он снял искусственную даму в шубке со всех сторон. Теперь ее образ был запечатлен, и ему от этого стало спокойнее. Владислав Ольшанский точно знал, что завтра придет сюда снова. Для него это будет свиданием. Уже отойдя шагов на десять, он бросил прощальный взгляд на свою даму и затем уже, открыто прибавляя шаг, пошел прочь.
Он не заметил, как голова манекена, освещенная ярким лимонным светом, едва заметно медленно повернулась в его сторону. Улыбка стала хитрее, и ему в спину устремился взгляд уникальной пластмассовой куклы…
Осенняя муха резко и низко зажужжала у окна, ударилась в него, зажужжала еще сильнее и раздражительнее и вновь бессильно затихла, совершенно не понимая, как устроен этот подлый, обманчивый мир.
– Надо убить ее, – сказала Марина. – Она меня достала.
– Убей, – решительно кивнула Инга.
Но Марина только сокрушенно вздохнула – ее мысли были заняты другим. На муху не оставалось сил. Мерзавка на окне вновь подала голос. Резкая в движениях Инга сделала затяжку, оставила сигарету в пепельнице, решительно встала, подхватила стоявшую рядом табуретку, поставила ее у окна, мигом забралась и отдернула тюль.
– Где эта тварь? – Инга была неформалкой: ходила в черной коже, носила короткую белую стрижку. Много колец на руках, по два в каждой мочке уха. По тонкой и сильной шее девушки татуировкой расходилась зловещая паутина – сам паук коварно прятался под самым ухом, за мочкой. Инга работала в салоне тату «Анаконда» и по чужим лекалам искусно разрисовывала девушкам и парням тела. – Ага, вот она. Здоровая какая. Дай мне журнал.
Марина взяла со стола старенький «Эль» и, вытянувшись, подала его подруге. Чувствуя опасность, встревоженная муха нервно забилась и тем самым последний раз обнаружила себя – теперь ее смерть приближалась стремительно.
– Окно не запачкай, – посоветовала Марина.
– Помоешь, – ответила Инга.
Дождавшись, когда большая зеленая муха отползет от рамы, Инга размахнулась и метко звезданула по насекомому. С коротким щелчком оно упало на подоконник.
– Готово.
– Размазала по стеклу?
– Ага. – Инга спрыгнула с табурета и вернулась за стол.
Ее взгляд, обращенный к подруге, был требовательным и негодующим. Девушка-неформалка вновь зажала в пальцах тающую сигарету.
– Что? – подняв брови, вопросила Марина.
– Да плюнь ты на него, вот что! – Инга неаккуратно сбила пепел с сигареты, и тот разлетелся по столу. – Зачем он тебе дался? Сама же говорила: холодный, ледяной. Ну?
– Ты аккуратнее с сигаретой – дом сожжешь, – машинально кивнула Марина, думая совсем о другом.
– Не боись – потушим. – От возмущения она едва находила слова. – Ну и на кой он тебе сдался, раз ледяной? Владислав то, Владислав сё! А он на тебя ноль внимания. Какой парень сам тянется, хочет тебя, того и бери, не прогадаешь.
Марина аккуратно собрала пальцами комочки пепла и бросила их в пепельницу, вытерла влажной тряпкой руку.
– Ты его не видела – он такой… такой…
– Ну какой? Какой он?
– Неприступный. И очень красивый. Как Аполлон. Это бог такой у древних был – греческий красавчик.
– А-а! Ну прям заинтриговала. Художница, блин.
– Мы его сейчас как раз рисуем.
– Кого?
– Аполлона. В гипсе.
– Молодцы. Выходит, у вас сразу два Аполлона? Живой и каменный? И оба холодные. Везучая ты, Маринка, на мужиков!
– Он мне нравится, понимаешь? Его только разморозить надо. Я уже и так его касалась, и сяк. И за руку брала… на улице, месяц назад.
– Ну и как рука?
– Что?
– Температура какая? Тридцать шесть и шесть?
– Холодная рука. Если честно. – Марина не сдержала печальную улыбку. – Но очень красивая. И сильная, кстати. Мужская.
– Вот у Вадьки Комарова рука – мужская. Кипяток. Ладонь пылает. А на голую спину положит, сама загораешься. А на живот и ниже – все, пипец, огонь везде. Сразу хочу.
– Твой Комаров – дубина неотесанная. Животное. А Владислав – произведение искусства. И художник – супер. Талант.
– Говорю тебе: плюнь на него, произведение это. Ты сама – произведение. Конфетка. А сохнешь по ледышке. – Инга взяла руку подруги. – Была бы я лесби – сама бы соблазнила тебя.