— Фридрих не король, а всего лишь первый из равных, уважаемый председатель совета альф. Вольфганг по положению ничем не выше меня, — Хольгер говорил это, а думал: «Моя Агнешка — та ведьма, выбранная Фридрихом в жёны для внука».
Ярость, поднявшаяся в сердце, застлала глаза.
Фица растеряла свою уверенность, опустила голову, от неё пахнуло страхом.
Хольгер резко встал. Проходя мимо зеркала, заметил в отражении собственного лица светящиеся алым глаза. Гнев раздувал ноздри, подбородок был гордо вскинут.
Остановившись у окна, Хольгер шумно выдохнул, глядя на белый снег, искрящийся под лунным светом. Нуждаясь в спокойствии, альфа черпал его из вида усыпанного звёздами неба и леса, спящего под сугробами на разлапистых ветвях елей и сосен.
— Я взываю к вашему благоразумию, господин Хольгер. Подговорив леди Агнию к побегу, вы не только оскорбите её отца, герцога Григораша Сташевского, одного из первых людей королевства, но и его господина — короля Драгоша, а также наследника альфы альф Фридриха Вольфганга и самого Фридриха тоже. Гнев всех этих господ падёт не только на вас, но и на вашу избранницу, и на ваших детей, если им суждено будет родиться. Ненужной поспешностью вы разрушите не только репутацию леди Агнии, но и многолетнюю дружбу с господином Вольфгангом.
Он зло усмехнулся, услышав последнее. Ко всему подготовилась ведьма!
— О моей дружбе с Вольфгангом откуда знаешь?
— Спросила о том, кто такой господин Вольфганг, у вашей драгоценной сестры. Она рассказала.
Хольгер фыркнул.
Пусть видом Фица совсем не охотник, а обложила его красными флажками со всех сторон. Загнала в ловушку, не выбраться. Да и не она это сделала, а судьба, вещающая сейчас её устами, отказывающая ему в том, чтобы всё легко и просто решить.
— Есть надежда всё уладить миром, — сказала Фица утешающим тоном. — Если по положению вы равны с Вольфгангом, то сможете заменить его при заключении брачного союза, подкрепляющего подписание мирного договора. Ваш друг войдёт в ваше положение, и всё решится ко всеобщему благополучию.
— Возможно, — ответил Хольгер, глядя на лес.
Вот только друг ли ему Вольфганг? Стоит ли проверять силу их давней дружбы, рискуя потерей истинной пары?
Хольгер потёр запястье левой руки. Из-за Вольфганга его, словно шелудивого пса, посадили на цепь. Фридрих, наказывая Хольгера за драку, сослался на закон, единый для всех. Пережитого унижения Хольгер до сих пор не забыл и верил в дружбу с Вольфгангом меньше прежнего — хотя когда-то без размышлений отдал бы жизнь за него, выдающегося во всех отношениях человолка и альфу.
Глава 29. Хольгер. Предусмотрительность
Что со всем этим делать, Хольгер решил ещё до того, как пожелал Фице доброй ночи. Он проводил удовлетворённую его уступчивостью женщину до двери, убедился, что та отправилась в комнату Агнии, а не куда-то ещё. В своём номере он остался у двери в коридор и выждал необходимое время, чтобы Фица могла переодеться и лечь спать — либо вновь попытаться покинуть комнату и оказаться на этом застигнутой.
Доверять Фице не стоило. Откровенный разговор мог оказаться лишь частью её плана по «спасению» Агнии. Столь хитрая женщина вряд ли рассчитывала победить одними лишь разговорами.
Но если у неё и были ещё какие-то планы, то она отложила их до утра. Её, должно быть, успокоило сказанное им: «Я приму решение с учётом всех обстоятельств. Не беспокойтесь, я не навлеку на леди Агнию несчастье излишней поспешностью».
Шли минуты. В ночной тишине Хольгер вновь и вновь обдумывал план действий и не находил более выгодного решения, чем то, которое первым пришло на ум. Степень риска — исключить его полностью он не мог — оставалась приемлемой. Куда ниже той, когда он позволял Агнии, вернувшись домой, попасть во власть отца-деспота.
Судя по рассказу Фицы, Сташевский дал слово отдать дочь за того, кого он даже ни разу не видел, с кем не говорил, а значит, никак не мог знать, хорошим ли мужем окажется Вольфганг или и вовсе чудовищем.
Хольгер знал Вольфганга много лет и то не позволил бы ему взять Изи в жёны без серьёзного обстоятельного разговора. В то же время герцог Сташевский двигал дочь, будто фигуру на шахматной доске. Для него она — разменная пешка, и только.
Честь или выгода лишила Сташевского сердечного чувства к собственному ребёнку — это для Хольгера не имело значения. Хватало того, что он знал об отсутствии у Сташевского любви к дочери. Почуял её за словами Фицы, решил, что не ошибается, в итоге не таких уж и долгих размышлений.
А значит, настала пора претворить в жизнь план, в котором Григорашу Сташевскому отводилась далеко не самая главная роль. И чем быстрее, тем лучше.
Хольгер отправился на первый этаж — искать Лайоша. Справился быстро.
— Собирайся в дальнюю дорогу. Приходи, когда будешь готов. Я всё объясню, — сказал он, когда заспанный и не слишком довольный ночной побудкой Лайош открыл ему дверь.
Поднявшись на второй этаж, Хольгер остановился у комнаты Агнии. Чуткий слух позволил ему даже из коридора расслышать сонное дыхание женщин. Фица отправилась спать, считая себя победительницей в переговорах. Волнение покинуло её, и спала она хорошо, довольно посапывая.
Дыхание Агнии даже во сне оставалось взволнованным. Похоже, её снились несчастливые сны. Она ворочалась со стороны в сторону, вздыхала, и он бы мог поклясться, что в кошмарах она куда-то бежала, спасалась от несчастья, преследующего её.
Хольгер помечтал о том времени, когда звание мужа даст ему право открыть дверь в спальню жены и прогнать дурные сны, окружить заботой и любовью, подарить только счастливые впечатления, чувство безопасности и приятные переживания.
Он бы лежал рядом, держал бы свою Агнию в объятиях, гладил её волосы, шептал на ушко слова о любви. Их сердца бились бы в унисон. Запахи смешивались, образуя единственно правильный — пары. И, возможно, в колыбели, недалеко от постели, тихо посапывал бы их малыш.
Их совместная жизнь будет прекрасной, наполненной заботой и любовью. Из Агнии получится чудесная жена и мать. Он не мог ошибиться, ведь они пара, и он читал в её сердце. Слишком молодая, чтобы задумываться о детях, созрев, она станет лучшей матерью его сыновьям и дочерям. Детей у них будет много — целая стая.
Он так задумался, что опомнился, лишь когда остановившийся позади Лайош решил привлечь к себе внимание тихим покашливанием.
— Пойдём в номер, — сказал Хольгер. Щёки потеплели, выдавая смущение.
Хотя есть ли что-то постыдное в том, что стоял у двери будущей жены и слушал её сонное дыхание? Нет, конечно. Но сердце всё равно стучало быстрей. Всё, что касалось Агнии, вызывало волнение.
Он с усилием потёр лицо, стянул ленту с волос, вернув им привычную свободу. Лайош с нескрываемым любопытством поглядывал на него.
— К делу. — Хольгер постарался забыть о неловкости. — Я хочу, чтобы ты отправился в путь ещё до рассвета. Не один, возьмёшь с собой ещё двух — самых сильных и быстрых. Ваша цель — как можно быстрее добраться до столицы, разыскать в ней Вольфганга и передать ему письмо от меня.
— Письмо?
— Да, записку. Я напишу её, но скажу и на словах то, что нужно передать Вольфгангу. Мало ли, что случится в пути.
Хольгеру вспомнилось, как Фица сказала про себя: «Я — это письмо». Что ж, учиться у других не зазорно. А доверять Лайошу, как самому себе, давно вошло у Хольгера в привычку. Лайош не подведёт. О том, чтобы не болтал лишнего кому ни попадя, его даже предупреждать не нужно. Человолк верный и преданный, да что там — правая рука, лучший.
— Скажешь Вольфгангу, что я, альфа Хольгер, сын Рафаэля, прошу о срочной встрече с ним. Скажи, что со мной в столицу следует ведьмарка-целительница, которую выбрали ему в жёны. Ещё скажи, что она моя истинная. Мы продвигаемся к столице Северным трактом. Последняя остановка — в гостинице на въезде в город. Если Вольфганг там появится, то будем вместе решать, что делать. Нет — и я всё решу сам. В любом случае, свою женщину я никому не отдам. Но вместо него могу выступить гарантом при заключении мирного договора с людьми.