– Есть там что-нибудь? – обратился к ней Валин, пропустив мимо ушей слова монаха.
Рампури Тан в полном праве иметь свое мнение, но Валин уже однажды чуть не погубил себя и крыло неосторожностью. И не собирался задерживаться в незнакомом городе, живом или мертвом, не предприняв никаких мер.
Гвенна пожала плечами:
– Все, что не гниет: ножи, горшки, браслеты. А, еще кости. Кентова пропасть костей.
– Где?
– Везде. Как будто здешних бедолаг перебили за завтраком.
Валин хмуро обратился к монаху:
– Итак, мы сами убедились: здесь пусто. Но что это «здесь»? Что погубило местных жителей?
– Это Ассар, – ответил Тан. – Город первых людей.
Гвенна коротко взлаяла – рассмеялась. Валин был бы рад расспросить Тана, откуда ему все это известно и почему город не отмечен ни на одной карте империи, но спускалась ночь, а они еще не нашли надежного укрытия. Гвенна с Анник – хорошие разведчицы, но Валин хотел до полной темноты собрать всех на удобной для обороны позиции. Он и в кромешной тьме неплохо видел и мог действовать – его явное преимущество, – но другим членам крыла не так повезло в Халовой Дыре, а остальные, не кеттрал, будут совсем слепы.
– Ладно, об этом после. А сейчас… – он указал на скальную стену, – идем внутрь, поднимаемся, находим место с окном на ущелье – мне нужно видеть долину.
Лейт шевельнул бровью и ткнул в сторону Тана большим пальцем:
– Он говорит, город древнее самой земли, а ты хочешь разбить лагерь в растрескавшейся скале. Нельзя ли найти место, где ничего не рухнет нам на голову?
– Я хочу забраться повыше, – ответил Валин.
– Чего ради? За крысами будешь гоняться?
Валин проглотил резкий ответ:
– Да, за крысами. Это утес, Лейт. Скалы сами собой не падают.
Пилот обвел рукой следы камнепадов на дне долины – там попадались валуны величиной с сельский домик.
– Скала крепкая, – заверил Тан, – а кента внутри.
Как будто это все решало.
– То, что нам нужно, – кивнул Валин. – Ну, двигаемся. Свет уходит, а мы здесь раскудахтались.
Кеттрал припустили легкой рысцой. Пирр и монахи на несколько шагов приотстали. Валин был уже на полпути к стене, когда сообразил, что Тристе осталась на месте. Она стояла на большой поляне, озиралась, блестя в меркнущем свете круглыми, как фонари, глазами, и стягивала на груди не по росту большую одежду.
– Тристе! – окликнул ее Валин. – Идем.
Она будто не услышала, и тогда он, ругнувшись себе под нос, повернул обратно. Плохо уже то, что собственное крыло оспаривает его решения – но те хоть умелые бойцы и понимают в тактике, – а всю дорогу до Аннура нянчиться с девчонкой… Эта мысль испарилась из головы, едва девушка повернула к нему лицо, словно смотревшее из зыбкого сна.
– Тристе, – позвал он, вглядываясь в это лицо. – Тристе!
Она наконец увидела его. Слезы, навернувшись на глаза, отразили последнее золото заката.
– Ты здорова? – Валин тронул ее за локоть.
Она кивнула, вся дрожа:
– Да. Просто… не знаю. Здесь такое грустное место.
– Ты замерзла, устала. Пойдем внутрь.
Она помедлила, но все же повернулась к древнему городу и позволила увести себя к скале.
Снаружи скала казалась прочной: гладкая поверхность выветрилась и выщербилась, ставни, если были на окнах, давно рассыпались в прах, но очертания дверного проема выглядели четкими, отвесы более или менее сохранились. Однако стоило шагнуть под резную притолоку, Валин увидел, что и здесь время и тление совершили свое тихое злодейство. Хоть костяком города и служила скала, зубила и резцы строителей не могли преградить дорогу воде и ветру. С немыслимой высоты стекали по скале ручейки. Вода, чистая и холодная, зимой наверняка замерзала, и лед за столетия отколол целые глыбы камня, отделив их от стен и потолка щелями. Местами проход загромождали обломки величиной с лошадь, а под ногами коварно перекатывались осколки помельче.
В глубине пещеры в ноздри бил запах сырого камня и лишайников. Через двадцать шагов в пугающей тесноте, испещренной бойницами для стрелков и дырами-убийцами, коридор вывел в высокое просторное помещение, отчасти естественное, отчасти выбитое в камне, – видимо, своего рода преддверие. В стенах еще держались крепления для факелов, а посередине, растрескавшаяся, но не утратившая изящества, красовалась большая чаша для воды. Когда-то зал, наверное, производил впечатление гостеприимства, а то и величия, но сейчас показался пустым и холодным, да и для обороны был слишком велик.