Вообще, они всегда были очень разными по характеру и по увлечениям. Оксана занималась живописью, прекрасно рисовала акварели, вечно участвовала либо готовилась к каким-то выставкам и смотрам, была отличницей и активисткой в школе, неизменно вела все линейки и праздники, и все ей пророчили судьбу модели или телеведущей. Милада училась, как правило, на тройки, несмотря на то, что в целом была неглупым ребенком. Из всех предметов только история давалась ей легко. Девочка обожала читать книги по истории, и ее знания зачастую даже превосходили материалы, дававшиеся в учебниках. Но ей не хватало усидчивости и недоставало терпения. Тамара Федотовна, очень много времени посвящавшая дочери, сетовала, что у нее есть множество талантов, которые она никак не развивала и не использовала. Милада неплохо сочиняла стихи, писала недурные рассказы. В пионерском лагере научилась бренчать на гитаре и заболела этим инструментом. В общем, умела всего понемножку. Но все дальнейшее развитие, по мнению мамы, убивала Миладина привычка азартно начинать что-то новое, быстро терять интерес и забрасывать дело незавершенным, хватаясь за что-то другое. Так что Милада для своего возраста знала и умела много, но все ее знания были крайне поверхностны. Единственное, что маме удалось до конца – это направить неуемную энергию дочери в правильное русло и дать ей, кроме любви к литературе, увлечение на всю жизнь. Устав от визитов в школу из-за драк, которые устраивала Милада, устав залечивать на дочери ссадины и гематомы, Тамара Федотовна отвела ее в секцию рукопашного боя «Десантник». И не прогадала. После пары недель стонов и привычных порывов бросить тренировки, Милада незаметно для себя втянулась. Спортзал стал ее вторым домом, она окрепла физически и нашла применение своим маленьким, а оттого особенно больно бьющим кулакам. Тренер Ваня, молодой парень, сам бывший спецназовец, сделавший искусство рукопашного боя смыслом жизни, быстро привил ей уверенность в собственных силах и необходимую сноровку. Единственное, что оказалось для него непосильной задачей – это подавить Миладину вспыльчивость. И еще Ваня довольно долго пытался преуспеть в другом – научить ее гасить ярость и гнев и контролировать себя. Но вскоре признал, что тут он почти бессилен.
После ее успехов в рукопашке, Миладу быстро перестали задирать. Как-то раз, когда они с Оксанкой шли домой, старшеклассник из их школы, шедший навстречу в окружении дружков, пошло и со смаком высказался насчет ярко проявившейся к тому времени женственности подруг. Через секунду он был сбит на землю подсечкой и в наступившей тишине Милада, надавив коленом ему на объемное не по возрасту пузо и отведя назад кулак для удара в нос, хрипло дыша, потребовала извинений. Парень извинился, при этом в свидетелях оказалось несколько шедших мимо учеников. История получила огласку, и на следующий день их встречали тем же составом, но уже намеренно. Угрюмая Милада отодвинула Оксанку за спину, пропустила первый удар в плечо, и у нее, как говорится, упало забрало. Все попытки самоконтроля моментально испарились, она почувствовала жар, заливающий лицо и отдававшийся в руках. Даже кожа, казалось, потемнела от ярости.
Когда Милада пришла в себя, левый глаз ее почти не открывался, костяшки кулаков были сбиты в кровь, а Оксанка, всхлипывая, оттаскивала ее от последнего, скорчившегося на асфальте противника.
После чего к подругам стали проявлять подчеркнутое уважение и свои, и те, кто учился в соседней школе. А Милада наконец почувствовала себя полноценным человеком.
– Короче, бабуле, и правда, вроде как годков за сотню. Мне и самой в это не верится, – продолжила Оксанка. – Но видишь ли какое дело… Мне двадцать три года, и ни разу моя мать мне не солгала.
Миладе пришлось молча согласиться, потому что она действительно знала Танечку – так мать Оксанки просила к ней обращаться – как патологически неспособного к вранью человека. Это, по идее, нужно было считать достоинством. Но Милада, сама любившая иногда приврать для красного словца – не видела в небольшой необходимой лжи ничего плохого и считала абсолютную честность крайне неудобной человеческой чертой.
– Ээээ… Ну ладно. Давай съездим. А зачем, кстати?
– Ну, я точно не знаю, мама не сказала… На экзамен какой-то вроде…
– Ммм… А Танечка последнее время как себя чувствует? Ни на что не жалуется? А прапрапрабабушка? На старости лет в школу поиграть захотелось?
– Слушай, Милад, мне вот, реально, ни хрена не смешно, – нервно проговорила Оксанка. – Я матери всегда доверяла. А она так и сказала: доченька, мол, надо поехать на экзамен, к Рябинушке на проверку. И лицо у нее при этом было…