Они засмеялись.
– А знаешь, – повернулась к подруге посерьезневшая Оксанка, – я сильно подозреваю, что мы весьма недалеки от истины.
Милада тоже почувствовала себя неуютно. Хотя у нее почти сразу появилось другое чувство. Чувство солидарности с этими «местными», если именно они смогли остановить начавшуюся стройку, а теперь старательно уничтожают ее следы. Потому что рядом с такой самобытной деревней, на веселом зеленом лугу, окаймленном излучиной реки, рядом с густым березняком, всем этим прекрасным образчиком классической русской природы, элитный поселок – заложенный наверняка на европейский манер – смотрелся бы как нечто инородное. Дисгармоничное.
– Ну, – потянула ее за руку Оксанка, – пошли уже, мне уже хочется все быстрее закончить. Нам на другой конец деревни, к лесу.
Они решительно зашагали в сторону домов.
Жизнь в деревне текла своим чередом. Гоняла пыль по улице стремительно носящаяся и громко вопящая детвора. На потемневших от времени резных скамейках сидели седовласые, благообразного вида старушки в платках и закрытых, расшитых узорами платьях. Глядя на проходящих мимо девушек, старушки, в отличие от тех, на остановке, приветливо кивали им. Подруги отвечали им тем же.
– Рукодельницы они все поголовно тут, что ли? – шепнула Миладе Оксанка. – Ты заметила, у них одежда, похоже, домотканая. И вообще, тут, похоже, много что своими руками сделано…
Словно в ответ на ее слова, где-то в глубине дворов раздались звуки, явно свидетельствующие о наличии в деревне кузницы. Звон металла колоколом пронесся по улице.
– Не знаю, – вполголоса ответила Милада. – Но я начинаю подозревать, что тут живут старообрядцы какие-нибудь.
На берегу чистого ухоженного пруда нежилась на теплом по-летнему солнце молодежь. И купальники на девушках были вполне модными. Проходя мимо пруда, подруги поймали на себе множество взглядов. И, что стало совсем неожиданным для них, парни и девчонки, улыбаясь, приветственно замахали руками.
Милада с Оксанкой машинально помахали в ответ и украдкой переглянулись.
– Точно. Какая-нибудь христианская секта. Вроде Свидетелей Иеговы, – убежденно сказала Оксанка. – Я однажды ездила по работе в какую-то христианскую организацию и в дверях столкнулась с незнакомым парнем. И он так улыбается мне во весь рот и радостно, точно лучшую подругу встретил, говорит: «Здравствуй!» Я останавливаюсь и говорю: «Ну, здравствуй. А мы что, знакомы?», а этот так же восторженно отвечает: «Нет! Но разве это причина, чтобы один человек не мог поздороваться с другим?». Я пошла дальше, а на душе как-то не так. Вроде все доброжелательно и хорошо, а какой-то неприятный осадок остался.
– Мы к такому просто не привыкли. Вот нам и не по себе, – резюмировала Милада.
Ей бросилось в глаза, что все мужчины, которых они встречали, носили длинные волосы, бороду либо усы. Молодежь на реке, вдруг подумала она, все парни сплошь с хвостами на головах. Маленькие мальчишки, с воплями пробегавшие мимо них, правда, были пострижены «под горшок». В большинстве своем они носились в вездесущих джинсах, но и в домотканых рубашках навыпуск. Девочки бегали в расшитых узорами сарафанах. Оживленно беседующие у колодца молодые женщины тоже носили сарафаны.
– Какая-то нелепая машина времени, – сказала Оксанка, вертя головой. – Народное рукоделие, купальники, и джинсы.
– Ага, – задумчиво согласилась Милада. – Старые дома, домотканые рубахи, расшитые сарафаны, головные повязки, длинные волосы у мужчин. И, правда, машина времени. В часе езды от Москвы. Обалдеть!
Она замолчала, встретившись взглядом с девушкой, свободное платье которой не скрывало большого живота будущей матери. Посмотрев в глаза Милады, девушка сделала странный жест: провела рукой сверху вниз перед собой, словно протерла тыльной стороной ладони невидимое стекло, разделявшее их. Что-то проговорила неслышно. На ее запястье был намотан тонкий кожаный ремешок, на котором болталась маленькая янтарная фигурка. Милада смутилась и отвела взгляд.
– Чего это она? – спросила Оксанка, когда они миновали будущую мать.
– Я не знаю, – пожала плечами Милада, – может, она побоялась, как бы я ее не сглазила.
– Наверняка, – убежденно заговорила Оксанка. – Знаешь, чувствую себя как во второсортном американском фильме ужасов, когда молодые туристы в какой-нибудь глуши натыкаются на какой-нибудь городок, где все по старинке, и начинают дохнуть один за другим.