Она почувствовала, как пальцы у неё дрожат, и никак не могла совладать со струнами.
— Рука болит, я… не смогу играть, — произнесла она тихо, откладывая инструмент.
— Ты позволишь?
Себастьян присел рядом, на подлокотник кресла, взял её за запястье и размотал бинт. А она просто сидела и смотрела на это зачарованно, не в силах отдёрнуть руку.
— Что вы делаете? — только и спросила.
— Я? Лечу твою рану, потому что очень хочу послушать, как ты поёшь.
Она видела, будто во сне, как его горячие пальцы провели по тому месту, где осколок стакана распорол ей кожу, и странное тепло потекло от них в ладонь. А от ладони к запястью, к локтю и выше, глубже, потом его уловило сердце и защемило в груди так сладко. Иррис подняла взгляд и растерянно посмотрела на Себастьяна. И его глаза были слишком близко, и единственное, чего ей хотелось, чтобы он руку не отпускал…
А он и не отпускал. Накрыл её своей ладонью, а потом…
…раны не стало. Маленький шрам ниточкой протянулся от безымянного пальца к краю ладони, белый и тонкий, словно ему было уже не меньше десяти лет.
— Но… как вы… это сделали? — спросила Иррис удивлённо.
Она сжала ладонь в кулак и разжала, не веря своим глазам.
— Это? Ерунда. Огненная кровь умеет лечить такие раны, — пожал плечами Себастьян и улыбнулся, — но не обольщайся, на этом мои лекарские таланты заканчиваются. Итак, теперь ты сыграешь?
— Спасибо, — она смутилась и, наклонив голову, спрятала взгляд в извилистом узоре ковра, блуждая по струнам пальцами.
Конечно, она сыграет. Потому что…
Она просто не может ему отказать.
Струны отозвались грустной мелодией — это была её любимая песня.
Про ветер и парус. Про то, как один даёт другому жизнь, и пока есть ветер, парус жив и корабль плывёт.
Сегодня её голос был другим. Не таким, как обычно. Каким-то необыкновенно глубоким и проникновенным.
Она пела и видела, как ширится в комнате живой огонь, как он сияет всеми красками от жёлтого до бордового, словно он и правда живой, пульсирует, течёт и ластится к её ногам, совсем, как прирученный зверь. Как скручивается в спирали и пылающие бутоны, а затем распускается причудливыми цветами…
Все в комнате замерли. Тётушки сидели, открыв рты, и кузины, и даже конюх пришёл откуда-то из темноты, прислонился к косяку в дверном проёме, скрестив на груди руки, и мимоходом вытирал слезу…
Три пары серых глаз смотрели на неё напряжённо, не в силах оторваться, и впитывая эти звуки. Они наблюдали, как три зверя перед прыжком, напряжённые и собранные.
И в какой-то момент Иррис увидела, как руки Гасьярда Драго проминают подлокотник обитого велюром кресла. И там, где он его сжимает, остаются чёрные подпалины от прикосновения его пальцев.
Песня закончилась, и в комнате едва заметно потянуло дымом.
Той ночью Иррис спала плохо. Ворочалась с боку на бок, пылала от странного жара и не могла отделаться от ощущения, что её всё ещё преследует пронзительный взгляд Салавара Драго. А в ушах звучит голос Себастьяна.
Глава 4. Вопиюще непристойное предложение
К утру ветер разогнал тучи над Мадверой, и едва забрезжил рассвет, Иррис выбралась из дома. Вышла на крыльцо, ведущее в сад, и остановилась, глядя на разрушения, которые принесла стихия.
Сад был сам на себя не похож. Растерзанный ветром и градом, лишившийся почти всех листьев и заваленный обломками ветвей, он представлял печальную картину. Потоки воды смыли гальку с дорожек вокруг дома, изуродовали газоны, а град полностью уничтожил розарий тёти Огасты.
Где-то вдали прибой неистово бился в каменную грудь побережья и словно звал. Иррис, аккуратно пробравшись на конюшню, оседлала лошадь, и пока все спали, уехала посмотреть на море.
За все годы, что она жила здесь, ей никогда не доводилось видеть такого неистовства природы. Море всё ещё бесновалось, помня о вчерашней буре, вскипало пеной и в ярости выбрасывалось на берег. Часть известняковой стены обрушилась в трёх местах, сильно изменив береговую линию. А по верхней кромке пляжа, там, куда докатывалась уже только пена, лежали бурые ленты водорослей, обломки рыбацких лодок, брёвна и мусор. Шторм разбил в щепки Малый мадверский пирс вместе со всеми пришвартованными к нему судёнышками рыбаков. И сейчас несчастные их владельцы бродили по берегу, баграми выуживая из мусора жалкие остатки снастей.
Иррис проехала до пирса, обогнула небольшой мыс, выступающий в море, а затем снова вернулась на самую высокую точку, напротив которой белела башня маяка.