— Онор-Мари, душа моя! Что с вами произошло? Я повсюду ищу вас.
Он искал ее! У нее потеплело на душе.
— Я… осталась без денег, застряла здесь, — она разрыдалась, и жалея себя, и радуясь, что все позади. — Этот негодяй не позволял мне уехать, пока я не расплачусь. Хоть деньгами, хоть собой.
Он густо покраснел.
— Ну-ну, Онор-Мари. Все позади. Я все устрою. Я вывезу вас из этого кошмара, обещаю. Никто вас больше не обидит.
— Я так счастлива, так счастлива, что вы здесь, — повторяла она, вцепившись в него обеими руками.
Фурье заплатил ее долги, и они покинули неприветливый городок. Обретя наконец защитника, после всех своих странствий в полном одиночестве, ОнорМари вновь расцвела и теперь ее сердце переполняла горячая благодарность.
Фурье оказался гораздо ближе к победе, чем мог надеяться. Голод, холод, одиночество, страх, — все это гнало Онор-Мари назад, к цивилизации ее предков. Благородный, умный и привлекательный, Фурье за пару дней вырос в героя ее грез. Он искал ее и нашел, обещал защитить и защитил, он был любящим и заботливым, остроумным и терпеливым. Все обстоятельства складывались в его пользу. Уставшая быть сильной и одинокой, однажды она проснулась с мыслью, что полюбила его.
Это был счастливый день для Фурье. Их объяснение было лишено излишнего романтизма, пожалуй, оно вышло даже слишком спокойным. Он предложил ей свою преданность, и она приняла ее. Теперь они вместе строили планы на будущее.
Судьбе было угодно, чтобы именно теперь, когда она утратила и надежды, и иллюзии, она вновь встретила Волка. Это даже не было по-настоящему случайной встречей. Фурье все еще пытался договориться с индейцами, и по дороге они заехали в лагерь, разбитый их военным отрядом. Едва завидя остроконечные верхушки их палаток, Онор уже была уверена, что найдет его там. Она чувствовала — судьбе не угодно, чтобы они просто потеряли друг друга из виду. И действительно, она столкнулась с ним почти сразу. Он стоял, смешавшись с отрядом своих товарищей, и они с суровыми лицами оглядывали… ружья. Вот так пришла к ним цивилизация, в виде грозного оружия белых людей.
— Вы заметили его, Онор? — шепнул Фурье. Она кивнула.
— Почему у них ружья?
— Они готовы защищаться любой ценой, — посланник короля вздохнул. — Любым оружием. Даже тем, что куплено у нас. Это страшно, Онор. Нужно остановить их.
— Они всего лишь хотят выжить, — она сделала нажим на последнем слове.
— Да. Но лучше им смириться. Лучше им подчиниться властям. Уйти на пусть бесплодную, но безопасную землю. Их сопротивление только затянет и ужесточит войну. Поговорите с ним, Онор-Мари.
— Волк не послушает. Он такой упрямый.
— Но вы ведь поговорите с ним? О нас.
— Да, конечно. За кого вы меня принимаете? Конечно, я скажу ему.
— Я беспокоюсь, Онор. Индейцы столь мстительны. Он не обидит вас?
— Волк? Да что вы? Он слишком занят своей войной, чтобы заметить что-то у себя под носом. И он выше мести.
— Вам виднее, — он согласился неохотно, скрепя сердце. Но Онор успокаивающе коснулась его руки, затянутой в лайковую перчатку.
— Все уладится. Вот увидите, Фурье. Он поймет.
Она заметила среди индейцев Зоркого Орла, а с ним Важенку. Онор окликнула ее, подзывая к себе.
— Лилия! Сестра моя! Мое сердце не находило покоя.
— Я в порядке, Важенка. Но ты! Я оставила тебя в безопасном месте.
Почему ты здесь?
Она опустила глаза, застенчиво розовея.
— За мной пришел Зоркий Орел. Он забрал меня. Я теперь его жена. Куда он, туда и я.
— Чудесно! Поздравляю тебя. Хоть что-то хорошее.
— Зачем пришел сюда этот белый? — она едва заметно кивнула в сторону Фурье. — Это друг?
Онор не знала, что и сказать. Кто был Фурье? Кому служил? Кому был предан? Королю? Справедливости? Себе?
— Это друг. Он хочет мира. Он не из тех, кто хочет воевать, — объяснила она. « Не хочет, — подумала она про себя, — но если понадобится, то будет. Будет воевать против людей, которые мне дороги. Против Волка.
Против этой самой невинной Важенки. И будет по-своему прав, защищая интересы своего народа.»
А вот на чьей стороне будет она, если вновь прольется кровь?
Несколько дней они прожили в лагере. Онор держалась в стороне от всех.
Она медлила с разговором, избегала Волка, избегала и Фурье тоже, не знала, как поступить и что сказать. Она боялась и унизить Волка своим уходом, боялась и что он, занятый своей бесконечной войной, вообще не заметит ее.
Он не торопил ее. Наконец, пора уже было уезжать, и некуда было тянуть, и тогда Онор-Мари разыскала Волка, набрала побольше воздуха в легкие и попросила ее выслушать. Он кивнул, пообещав, что будет ждать ее под деревом, в тихом месте, где никто не помешает им. А там…
— Ты хотела говорить о чем-то, Лилия?
— Волк, я… Я решила. Я буду с Фурье, — выговорила она после продолжительной паузы. Она долго не решалась поднять глаза, тупо разглядывая носки его мокасин. Волк молчал. Она ждала хоть какой-то реакции, но он стоял перед ней, суровый и спокойный. Она неуверенно подняла голову и по-своему истолковала его молчание.
— Пойми меня, прошу тебя! Я устала! Я просто устала. Я не этого хотела, видит бог.
Он все так же молчал. Ей казалось, он осуждает ее. И с еще большим жаром она воскликнула:
— Я думала, что вернусь к тебе, и все будет иначе. Что мы будем вместе. Что я никогда больше не буду одна. И что же? Я опять осталась одна. Опять! А Фурье понимает меня, он меня любит. У нас будет семья. Мы будем счастливы. Ты понимаешь? Скажи же что-нибудь!
— Я понимаю, Лилия. Этим и должно было кончиться, — заключил он. Она, как ни нелепо, искала в нем поддержки, но в ту минуту увидела в его глазах столько боли, что сама испугалась. Эти ясные, совершенно сухие глаза излучали немую неизбывную тоску, которая надрывала ей сердце. Она протянула руку, чтобы коснуться него, но он отстранился, не грубо, но красноречиво.
— Ты правильно делаешь, Лилия. Тебе так будет лучше.
— Я любила тебя, Волк! — вырвалось у нее. Ее решимость поколебалась.
Он сдержанно кивнул.
— Постарайся прожить долгую и счастливую жизнь, Лилия.
— А ты?!
Он чуть улыбнулся, с неуловимой самоиронией, не свойственной ему раньше.
— И я постараюсь.
Они так и расстались, не прикоснувшись друг к другу даже кончиками пальцев. Она глядела ему вслед до тех пор, пока Фурье не коснулся ее плеча.
— Что с вами, Онор? Вам нехорошо?
— Что? — переспросила она, глядя сквозь него отсутствующим взглядом.
— Что-то случилось? — тут он догадался обо всем сам. — Вы ему сказали, Онор, да? Обо мне и о вас, не так ли?
— Да.
— И что? Что он сказал? — Фурье тщательно маскировал беспокойство. Он побаивался не только личной мести, но и провала своей миссии — заключения мира между Францией и индейцами западного побережья, которые одни только и могли помочь оттеснить английских солдат от Великих Озер. А потом, потом индейцы станут не нужны, но не теперь. Он снова тронул Онор за плечо. — Так что же Волк?
— Волк? Ничего.
Его не устроил ее короткий сухой ответ.
— Все же? Он отпускает вас?
— Отпускает? Я ему даже не жена. Он просто выслушал меня.
— И?.. — Фурье стало казаться, что она лжет.
— И все.
Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, заглядывая ей в глаза, ища там правду и не находя ничего.
Фурье сам оседлал лошадей и подсадил Онор в седло. Они отъехали на несколько шагов.
— Лилия! Лилия! Постой!
Важенка бежала, чуть не спотыкаясь, и махала ей рукой. Онор спрыгнула с лошади и слегка обняла индианку за плечи.
— Я уезжаю, Важенка.
— Но почему, белолицая сестра моя? Это не правильно. Я знаю. Пусть этот белый едет один, — она с наивной трогательной заботой заглядывала ей в глаза, как маленький щенок.
— Я уезжаю. Так нужно. Я люблю его, понимаешь? И еду с ним.
Понимаешь?! — хоть кто-то же должен был понять ее! Важенка огорчилась.
— А что же Волк? Ты не можешь оставить его. Он тебе не позволит.