Выбрать главу

— Папа! – громко крикнула Настя без страха в голосе.

Она маленькая, но уже устала от жестокости своего отца.

— Не тогай… – сказал ребёнок, осматривая отца своими серо-голубыми глазами, - Не бей маму!

Глаза у неё всегда менялись. Иногда были серыми, иногда становились ярко голубыми.

Анна с ужасом смотрела на дочь… Он же убьет её, она же такая маленькая и беззащитная, но уже встаёт на защиту матери.

Юлиан бросился к малышке, но достать до неё не смог. Его словно «подкосило» что-то возле детской кровати, и он упал на колени. Юлиан задыхался, а глаза ребёнка светились как голубые звезды.

— Клянусь, я убью тебя! Ты выродок! Ты демон! — хрипел отец Анастасии.

Теряя силы, он отполз от кроватки как можно дальше и, набирая воздух, прокричал Анне:

— Убирайся и ублюдков своих забери!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

  Анна, не теряя драгоценного времени, вскочила и схватила обеих дочерей на руки.

  Когда они были уже во дворе, малышка взглянула через окно на уже уснувшего на кровати пьяного отца, и её глаза сверкнули. В этот же момент бельё, разбросанное по полу, вспыхнуло, и комнату заволокло дымом. Мужчина крепко спал и не чувствовал, как к нему медленно подбирался огонь.

  Босая, Анна бежала по холодному и колкому белому снегу к дому своей матери. Она ничего не говорила, только горькие слезы катились по ее щекам, застывая на морозе. Держа на руках маленькую Дашу и за ручку такую же босую, как она сама Анастасию. Она не видела, что начался пожар.

— "Лучше он, чем мама…" – подумала маленькая Настя.

Пожар

  Анна оставила маленьких детей у своей матери, обула её валенки и одела старенькую шубку с вешалки, висящей в кухне русской однокомнатной избы, и поторопилась обратно домой, словно сердце ей подсказывало, что что-то случилось. Ведь не смотря на побои мужа, она его искренне любила, и он не всегда был такой.

Ещё издали она увидела зарево от пожара и с быстрого шага перешла на бег.

— Валентина! — крикнула Анна, увидев подругу возле полыхающего дома.

Та стояла на коленях и била кулаками о снег, издавая душераздирающие звуки.

— Аня, Анечка! — с возгласом вскочила с колен Валентина, — Ты жива, слава богу! Малышки, как малышки?! Где они?

— Юлиан?.. - опомнилась Анна, — Юлиан, Юлиан! - кричала девушка, прорываясь к пламени.

Но двое парней, из тех, что помогали тушить пожар, крепко держали её за руки.

— Отпустите! Отпустите сволочи! Он же там умирает.

  Она билась в истерике, но в действительности ничем помочь не могла. Только сама бы погибла и оставила бы двоих детей сиротами.

— Стой же, дура! Себя погубишь и его не спасешь! — выкрикнул сосед.

  А пламя даже не замечало, что его пыталась залить водой из ведер вся улица. Мужчины и женщины в расстегнутых фуфайках и куртках без устали передавали по цепочке ведра с водой, которые набирали в колодце. Пламя рычало и словно живое существо вгрызалось в бревна дома, одно за одним обугливая их и пожирая. Кто-то разбил окно в попытке попасть в дом и вытащить Юлиана, но тут же был откинут волной нового пламени. Языки огня как змеи извивались и словно дразнили, не замечая ни воды, ни снега, что кидали на дом соседи. Словно живой, огонь бросался на людей и подпитывался их страхом. Соседи тщетно пытались потушить пожар. Валентина перерезала разбитым стеклом веревку, на которой к забору был привязан серый, беснующийся от страха перед подбирающимися к нему языками пламени, конь. Тот заржал, встал на дыбы и галопом умчался в темноту. Рухнула крыша, и все поняли, что больше нет смысла тушить. Мужчины сломали заборы, чтобы огонь не перешел на соседние дома.

— Юлиан. Юлиан… — медленно сползая на колени и теряя сознание, шептала женщина.

 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Похороны

  Тело Юлиана для захоронения перевезли к его родителям за тысячу километров от места трагедии. Траурная процессия медленно двигалась к выкопанной в мерзлой земле могиле. От тела Юлиана нашли только тазовую обугленную кость и часть черепа. Все остальное смешалось с пеплом. Женщины успокаивали вдову как могли. Говорили, что он умер во сне и поскольку надышался угарным газом не должен был чувствовать боли. Но разве слова могли успокоить молодую, убитую горем вдову.