Артур Мэйчен
Огненная пирамида
1
— Вы говорите, место загадочное?
— Да, загадочное. Помните, как три года назад мы встретились и вы рассказывали мне о своем доме на западе Уэльса, средь заброшенных нолей, дремучих лесов и бесприютных холмов с круглыми вершинами? Я сидел за письменным столом, слышал уличный грохот в центре бурлящего Лондона и представлял себе эту картину, которая всегда меня зачаровывала. Но когда вы здесь объявились?
— Я только что с поезда, Дайсон. Приехал на станцию рано утром и успел на поезд в десять сорок пять.
— Очень рад, что вы обо мне не забывали, Воген. Как поживаете? Похоже, что вы до сих пор не женаты?
— Ваша правда. Веду жизнь отшельника, как и вы сами. Ничего для бессмертия не совершил, бездельничаю помаленьку.
Воген держал зажженную трубку; он сел, ерзая и оглядываясь по сторонам, видимо чем-то обеспокоенный. Дайсон развернул свое кресло на колесах лицом к гостю и теперь сидел, удобно облокотившись одной рукой о стол, а другой поглаживая обложку рукописи.
— А вы все тем же занимаетесь? — полюбопытствовал Воген, указывая на ворох бумаги на столе.
— Да, тщетная погоня за литературным успехом, столь же безнадежная, как поиск философского камня, и такая же захватывающая. Полагаю, вы побудете еще в городе. Чем же мы займемся вечером?
— Мне бы хотелось на несколько дней пригласить вас к себе на запад. Вам это будет очень полезно, поверьте мне.
— Вы так добры, Воген, но в сентябре мне трудно покинуть Лондон, он так красив в это время. Доре не смог бы нарисовать более прекрасного и мистического места, чем Оксфорд-стрит осенним вечером: закат пылает, голубая дымка превращает обыкновенную улицу в дорогу, ведущую в «божий град».
— И все же мне хочется, чтобы вы приехали. Вам понравится бродить по холмам. Неужели этот гам не прекращается ни днем, ни ночью? Он выводит меня из себя; удивляюсь, как вы можете здесь работать. Уверен, вы будете наслаждаться покоем моего старого дома в лесной глуши.
Воген снова зажег трубку и выжидательно взглянул на Дайсона, чтобы удостовериться, насколько действенными были его увещевания, но литератор лишь покачал головой и улыбнулся, словно давая сам себе обет нерушимой верности городским улицам.
— Вам меня не соблазнить.
— Может, вы и правы. В конце концов, мне, наверное, не следовало бы так расхваливать деревенский покой. Когда у нас случается трагедия, все выглядит так, будто камень бросили в воду: круги все расходятся и расходятся, и кажется, им не будет конца.
— В ваших местах тоже случаются трагедии?
— Ну не то чтобы трагедии. Но примерно месяц назад произошло событие, которое довольно сильно меня взволновало. Не знаю, было ли это трагедией в привычном смысле слова.
— Что же произошло?
— При весьма загадочных обстоятельствах исчезла девушка. Ее родители — зажиточные фермеры Треворы; Анни, их старшая дочь, слыла деревенской красавицей. Она действительно была очень хороша собой. Однажды после полудня девушка решила навестить тетушку, вдову, которая сама обрабатывала свою землю. До нее было всего лишь пять-шесть миль, и Анни отравилась в путь, сказан родителям, что пойдет напрямую через холмы. У тетушки она так и не появилась. До сих пор неизвестно, где она. Вот и вся история.
— Какое необычное происшествие! Среди этих холмов, я думаю, нет заброшенных шахт? Или пропасти?
— Нет. Путь, по которому отправилась девушка, совершенно безопасен; просто тропа, идущая по диким, безлесным холмам; там нет даже проселочных дорог. Вокруг на много миль ни живой души, и, повторяю, путь безопасный.
— А что говорят обо всем этом в деревне?
— О, болтают всякую чушь. Вы понятия не имеете, насколько суеверны обитатели тамошних мест. Прямо как ирландцы, только еще более скрытные.
— И что же они говорят?
— Что бедная девушка ушла вместе с феями или ее украли фон. Какая-то ерунда! Можно было бы только посмеяться, но так или иначе девушка исчезла.
Дайсона эта история, как видно, заинтересовала.
— Да, слово «фея», без сомнения, звучит несколько необычно для современного человека. А что думает полиция? Полагаю, они не принимают гипотезу о феях?
— Нет. Но они, по-моему, идут не по тому следу. Опасаюсь, что Анни Тревор встретилась в пути с какими-то негодяями. Каслтаун, как вы знаете, большой морской порт, там с иностранных кораблей сбегает всякий сброд; они-то часто и рыщут среди наших холмов. Несколько лет назад испанский моряк по имени Гарсиа вырезал целую семью — решил ограбить, а у тех добра оказалось меньше чем на шестипенсовик. У этих подонков не осталось ничего человеческого, и боюсь, бедная девушка умерла ужасной смертью.
— А видели в окрестностях хоть одного иностранного моряка?
— Нет. Ведь сельские жители сразу же примечают любого чужака. И все же моя версия самая правдоподобная.
— Убедительных фактов нет, — задумчиво произнес Дайсон. — А не любовная ли тут история или что-нибудь в этом роде?
— Это исключено. Уверен, будь Анни жива, она нашла бы способ дать о себе знать своей матери.
— Без сомнения. Трудно предположить, что она жива и не может сообщить об этом. Это происшествие вас сильно взволновало?
— Да. Меня угнетает неизвестность, особенно та, за которой скрывается ужасное преступление. Честно говоря, мне бы хотелось докопаться до истины. Но я приехал сюда не только для того, чтобы рассказать вам об этом.
— Догадываюсь, — сказал Дайсон, слегка удивленный озабоченностью Вогена. — Вы приехали побеседовать о более приятных вещах.
— Вовсе нет. Происшествие с Анни произошло около месяца назад, а недавно случилось нечто такое, что, несомненно, в большей степени задевает меня лично. Не скрою, я приехал в Лондон, рассчитывая на вашу помощь. Помните тот любопытный случай, о котором вы мне поведали во время нашей последней встречи: историю со специалистом-оптиком?
— Помню. Я очень гордился своей проницательностью. По сей день полиция понятия не имеет, кому понадобились те желтые очки. Однако, Воген, вы взволнованны, надеюсь, ничего серьезного не случилось?
— Нет, думаю, что я все преувеличиваю, и мне бы хотелось, чтобы вы меня успокоили. Но история действительно очень необычная.
— А что случилось?
— Уверен, вы посмеетесь надо мной, но случилось следующее. Мой сад пересекает тропа, она идет вдоль стены. Пользуются ею немногие: то лесник пройдет, то ребятишки пробегут в деревенскую школу. Так вот, недавно я прогуливался перед завтраком и остановился набить трубку как раз напротив калитки в стене сада. В нескольких шагах от нее лес кончается; тропинка затенена кронами деревьев. Утро было ветреное, я еще подумал, что нашел неплохое убежище, и решил постоять и покурить. Взгляд мой скользнул по земле, и рядом со стеной на траве я увидел фигуру, выложенную из небольших кремней, что-то вроде этого… — Мистер Воген взял карандаш и что-то нарисовал на листе бумаги. — Там было, если не ошибаюсь, двенадцать камешков, тщательно выложенных в линии, расположенные на равном расстоянии одна от другой, вот так. Камни заостренные, острыми концами аккуратно повернуты в одну сторону.
— Конечно, — проронил Дайсон без особого интереса, — конечно же дети по дороге из школы играли там. Они ведь очень любят выкладывать всякие узоры из устричных ракушек и кремней, из цветов и вообще из всего, что попадается под руку.
— Я рассудил точно так же: отметил, что кремни уложены определенным образом, и отправился дальше. Но следующим утром я снова вышел погулять — это у меня привычка — и снова увидел на том же месте выложенную из кремней фигуру. На этот раз она была удивительной — нечто похожее на спицы колеса, а в центре была изображена чаша.