Он схватил меня за руку. В свете последних событий — внезапной болезни отца и появления у нас Алисы — меня поразил Зак, впервые за много лет потянувшийся к моей ладони.
Несколько лет назад брат нашел в реке окаменелость: на небольшом черном булыжнике причудливым образом отпечаталось изображение древней улитки. Улитка стала камнем, а камень — улиткой. Я частенько потом думала, что вот так и мы с Заком отпечатались, встроились друг в друга. Сначала в материнской утробе, а затем срослись за проведенные бок о бок годы. У нас не было выбора, как и у камня с улиткой.
Я сжала руку Зака:
— Ну что я могу сделать?
— Не знаю, хоть что-нибудь. Несправедливо, что она убивает отца.
— Это не так. Она же не специально. С ней случилось бы то же самое, если бы сначала заболел папа.
— Это несправедливо, — повторил он.
— Болезнь ко всем несправедлива. Просто так происходит.
— А вот и нет. Мы, альфы, практически никогда не болеем. Это омеги всегда болезненны и слабы; уроды несут в себе дрянь и радиацию. Она слаба и отравлена. И тащит за собой отца.
Я не стала спорить с братом, поскольку он говорил правду: омеги действительно более восприимчивы к хвори.
— Она не виновата, — сказала я. — Если бы папа вдруг свалился в колодец или его забодал бык, он бы тоже прихватил ее с собой.
Зак отпустил мою руку:
— Ты не волнуешься о нем, потому что не одна из нас.
— Конечно, волнуюсь.
— Тогда сделай хоть что-нибудь. — Он сердито вытер слезу в уголке глаза.
— Я ничего не могу сделать.
По слухам, у каждого провидца имелась своя сильная сторона. Кто-то мог точно предсказать погоду, кто-то — отыскать место, где следует рыть колодец или распознать ложь. Но я никогда не слышала о таком, кто имел бы дар исцеления. Мы не могли менять мир, а лишь познавали его обходными путями.
— Я никому не скажу, — прошептал Зак. — Если ты его спасешь, я не скажу ни слова. Никому.
Отца было не спасти, даже если бы я ему поверила.
— Я ничего не могу сделать, — повторила я.
— Тогда какой толк от твоего уродства?
Я опять потянулась к его руке:
— Он ведь и мой отец.
— У омег нет семьи, — выплюнул брат, отдергивая руку.
* * * * *
Их агония продолжалась еще два дня. Где-то далеко за полночь мы с Заком дремали над Алисой в сарае. Ее зловонное дыхание не давало заснуть по-настоящему, и мы балансировали между сном и явью. Внезапно очнувшись, я затрясла Зака и, не задумываясь о том, как бы скрыть свое видение, прокричала:
— Иди к папе! Сейчас же!
Он даже не попытался меня в чем-то обвинить, а мгновенно рванул к дому по гравийной дорожке. Я тоже собралась было бежать: там мой отец вот-вот испустит дух. Но в этот момент Алиса приоткрыла глаза. Сначала на секунду, затем ее взгляд сфокусировался. Мне не хотелось, чтобы она встречала смерть одна в тёмном и тесном незнакомом сарае, и я осталась.
На общей могиле, в которой их вместе похоронили на следующий день, установили надгробие лишь с именем отца. Мама сожгла сорочку Алисы и пропитанные лихорадочным потом простыни с обеих кроватей. Единственным ощутимым доказательством существования Алисы остался лишь большой медный ключ, висевший сейчас на бечевке у меня на шее под платьем. В ночь перед смертью тетя на несколько минут пришла в себя и, увидев, что мы одни, втихомолку вручила его мне.
— На заднем дворе моего дома под зарослями лаванды спрятан сундучок, этот ключ от него. То, что ты там найдешь, поможет тебе в дальнейшей жизни. — Поток слов прервался надсадным кашлем.
Я отмахнулась от еще одного нежелательного подношения этой женщины:
— С чего ты взяла, что он понадобится именно мне?
Она снова закашлялась и прохрипела:
— Ни с чего, Касс. Я просто надеюсь, что так будет.
— Почему? — Я с большим усердием, чем Зак, ухаживала за смердящей незнакомкой, а она теперь желает мне такой участи!
Несмотря на мое сопротивление, она вжала ключ мне в ладонь.
— Потому что твой брат полон страха, он не справится.
— Он ничего не боится и очень силен! — Его ли я бросилась защищать в тот момент или саму себя? — Думаю, Зак просто злится.
Смех Алисы мало отличался от кашля.
— О да, он зол, согласна. Но это ничего не меняет. — Она отдернула руку, когда я попыталась вернуть злополучный ключ.
В конце концов я согласилась, и сейчас он незаметно для окружающих висел у меня на шее, словно я уже призналась, что омега, пусть пока только самой себе. Хотя, глядя на Зака, стоящего напротив под полуденным солнцем во время похорон, я догадывалась, что это ненадолго. В ночь смерти отца я почувствовала перемену в сознании брата. Что-то щелкнуло у него в уме, как в итоге все же открывается ржавый замок, с той же решительностью и удовлетворением.