Я не закричала, когда советник прижал раскаленную печать к моему лбу, хотя услышала, как Зак всхлипнул от боли. В тот момент я с такой силой стиснула висевший на груди ключ, что его след оставался на моей ладони еще долго после того, как я поднялась наверх.
Глава 4
Мне позволили остаться еще на четыре дня, пока ожог от клейма не начал заживать. Зак втирал мне в лоб мазь, вздрагивая то ли от собственной боли, то ли от отвращения.
— Стой спокойно. — В уголке его губ мелькнул язык, когда Зак подошел, чтобы очистить рану. Брат всегда так делал, когда сосредотачивался. Я все чаще подмечала такие вот мелочи, зная, что больше их не увижу. Он снова промокнул рану, и хотя действовал очень аккуратно и нежно, я не удержалась и вздрогнула от прикосновения к обожженной коже.
— Извини, — произнес Зак.
Он извинялся лишь за боль от контакта с волдырями, не за то, что меня выдал.
— Через несколько недель мне станет лучше, но к тому времени я уже уйду. И ты ни капельки не пожалеешь.
Брат положил тряпку и отвернулся к окну.
— Так не могло продолжаться. Мы не могли оставаться тут вдвоем. Это неправильно.
— Ты осознаешь, что останешься в одиночестве?
Зак покачал головой:
— Это ты держала меня в одиночестве. Теперь я пойду в школу, у меня появятся друзья.
— Те, кто швырялся в нас камнями, когда мы проходили мимо школы? Ведь я сама обрабатывала рану, когда Ник чуть не выбил тебе булыжником глаз. Кто вытрет тебе кровь, когда меня не будет рядом?
— До тебя все никак не дойдет, да? — Зак улыбнулся. Я впервые видела его столь спокойным. — В меня кидали камнями из-за тебя. Потому что ты превратила нашу жизнь в ярмарку уродов. Больше никто и никогда не швырнет в меня камень.
Было даже приятно наконец-то откровенно поговорить с ним после долгих лет недомолвок. В те несколько дней перед моим изгнанием
мы чувствовали себя друг с другом намного свободней, чем все предыдущие годы.
— Ты это предвидела? — спросил он ночью после того, как мы улеглись и задули свечу.
— Я видела клеймо, чувствовала ожог.
— Но ты не знала, что я объявлю себя омегой?
— Я не видела всю картину — только то, чем все закончится. Что клеймо поставят мне.
— Но ведь заклеймить могли и меня, если бы ты не призналась.
— Может быть. — Я пошевелилась. Приходилось лежать на спине, чтобы не потревожить ожог подушкой. — В моих видениях всегда клеймили именно меня.
Означало ли это, что промолчать мне бы в любом случае не удалось? Был ли Зак уверен, что я действительно признаюсь? И что случилось бы, не открой я правду?
Я ушла из дома на следующее утро. Меня не удивила едва замаскированная радость брата, но опечалила поспешность, с которой, тщательно отводя глаза, попрощалась мать. Все четыре дня после клеймения она избегала смотреть мне в лицо. Последний раз подняла на меня взор, когда я пробралась к ней в комнату, чтобы разглядеть в зеркальце метку на лбу. Ожог еще не сошел, кожа пузырилась, но, несмотря на воспаление, клеймо проступало очень четко. Я вспомнила слова советника и повторила про себя: «Это то, что я есть». Я не решилась дотронуться до свежей раны, лишь обвела пальцем контур, не прикасаясь к коже: незамкнутый круг, подобный перевернутой подкове с короткими горизонтальными линиями на концах.
— Это то, что я есть, — повторила я вслух.
Меня саму удивило облегчение, с которым я покидала отчий дом. Хотя лоб болел, хотя мать торопливо сунула мне в руки сверток со снедью, когда я потянулась обнять ее на прощание, я чувствовала облегчение — больше не надо было постоянно держать себя в руках после всех этих лет осторожности. Я чуть не рассмеялась, когда Зак сказал на прощанье:
— Береги себя.
— Ты имеешь в виду «береги меня»?
В отличие от матери он смотрел открыто, не отводя глаз от моей метки:
— Да.
Наверное, впервые за долгие годы мы были абсолютно честны друг с другом.
Конечно же, я расплакалась. За свои тринадцать лет я ни разу не расставалась с семьей. Только когда Зак уезжал на один день за Алисой. Наверное, лучше бы меня заклеймили в младенчестве. Я бы выросла в поселении омег, не зная своей семьи, своего близнеца. Возможно, я подружилась бы с кем-нибудь, ведь у меня, кроме Зака, не было никаких приятелей. Я даже не знала, что значит иметь друзей. По крайней мере мне больше не придется скрывать от окружающих свою сущность.
Я ошибалась. На окраине мне повстречалась ватага сверстников из деревни. Я их знала, хотя мы с братом не ходили в школу, но поначалу, пока наша пара не стала привлекать к себе пристальное внимание, мы даже вместе. Зак всегда вел себя вызывающе и утверждал, что поколотит каждого, кто скажет, что он не альфа. Но родители просто велели своим детям держаться подальше от неразделенных близнецов, и мы остались только вдвоём, а злость брата из-за того, что мы живем в изоляции от общества, росла день ото дня.