— Простите, а какое отношение вы имеете к бабушке? Родственник?
Мужчина опять сел.
— Как давно вы живёте в этом доме?
— Почти месяц. Но, кажется, бабушка живёт в этом доме довольно давно.
Кот, испугавшийся визита незнакомца, ни на минуту не отходил от моих ног.
— Вы имеете отношение к её семье?
Мужчина помотал головой в ответ на мой вопрос.
— Сначала я так думал, но, сейчас, пожалуй, нет.
С сумки, лежащей у кресла, на котором он сидел, стекали капли — кап-кап. Я подумала: «Какой-то он неаккуратный».
— Вы сюда приехали по каким-то делам?
— Нет, в этом доме я жил пятнадцать лет назад. Кажется, хозяйка сменилась. Дорога и район так преобразились, что я еле нашел этот дом. Даже гору разрушили. Мне и в голову не могло прийти, что здесь появится автострада.
Я всё ещё не понимала, что он хочет сказать, только могла догадываться, что к старухе он не имеет никакого отношения. Я молча пододвинула лампу и повернула так, чтобы свет падал на мужчину. Он вздрогнул, показывая, что свет ему неприятен, но не закрыл лицо рукой и не отвернулся. Он только часто моргал и щурился.
Лампа высвечивала очень худое бледное лицо пожилого человека. И хотя на этом каменном, как маска, лице, были видны старость и усталость, которые не скроешь, на нём нельзя было прочесть следов сильных переживаний.
Я почувствовала холод в спине. Это не только потому, что он принёс холодный воздух с улицы, когда вошёл. В комнате становилось холодно. Я открыла крышку печки, достала угольный брикет, который хорошо прогорел, заменила его новым и поставила чайник.
По лбу мужчины стекали капли, наверное, это было ему неприятно, и он снял шапку. Голова оказалась чисто выбритой.
Он заметил мой взгляд и сказал, погладив себя ладонью по затылку:
— Сегодня рано утром я вышел из тюрьмы. Я пробыл там ровно пятнадцать лет.
Не реагируя на это, я встала и поправила лампу, чтобы свет не мешал старухе. Потихоньку включила радио, взяла нитки и стала сматывать их.
— Вам помочь?
— Нет, не стоит.
Искоса поглядывая на короткие пальцы мужчины, я подтянула к себе колени и зажала между ними моток ниток.
— Там я работал токарем. Конечно, до того, как лишился пальцев. Потом я занимался другим делом.
Мужчина хрипло засмеялся.
— Уже несколько лет я не имел связи с семьёй. Но я думал, что они всё ещё живут здесь. Мать, жена и дети. Мать была почти ровесницей этой старухе. В голову даже не приходила мысль, что тут будет хозяйничать кто-то другой. Моё заблуждение понятно, я жил, огражденный от мира забором.
Мне показалось, что мужчина так быстро не уйдёт. Удобно вытянув ноги, он говорил как бы нехотя, цедя по одному предложению.
Старуха легко хлопнула два раза по кровати. Я аккуратно положила моток так, чтобы нитки не запутались, принесла из ванной горшок и подложила его под зад старухи, закрывая её от взгляда мужчины. Старуха только стонала, но не писала.
Часы на террасе пробили два раза. На большее не хватило завода.
Я убрала в угол смотанный клубок ниток и взяла вязание. Чайник начал кипеть — шик-шик… Он трясся с таким шумом, что с него едва не слетела крышка.
Мужчина и я одновременно встали и также одновременно тяжело сели. Я медленно поднялась, открыла крышку чайника и налила туда немного холодной воды. Клокотание тут же прекратилось.
— Чайник может так гудеть? Ничего себе!
Мужчина сказал так, будто его это очень интересовало.
— Это гудение сможет сдвинуть поезд с места.
Я несколько раз распускала шаль и вязала её заново, потому что ошибалась в простом узоре в виде пчелиных сот.
Мужчина совсем не собирался уходить. Может, он намерен здесь ночевать?
— Послушайте…
Прорепетировав про себя несколько раз, чтобы в моём голосе не было никаких эмоций, и чтобы я была уверена, что в нём нельзя услышать больше, чем просто «послушайте», я произнесла эти слова вслух, будто выступаю с речью со сцены.
— Нам тоже пора отдыхать.
Но мужчина не двигался. Возможно, он заснул. Я быстро сказала высоким голосом, как это бывает наедине с собой:
— Теперь вы точно поняли, что ваша семья здесь не живёт. Конечно, я вам сочувствую. Но это дом, где живут только женщины.
Я произносила фразу «дом, где живут только женщины», чётко выговаривая каждый слог, чтобы подчеркнуть этот факт. Но, когда я это говорила, моя надежда на то, что он меня слушает, всё слабела. Наслаждаясь тем, как высокий голос, непохожий на мой, мягко смешивается с тёплым светом и темнотой, я продолжала говорить: