— Сегодня, видимо, не удастся выспаться как следует.
— Не обращай внимания. В это время года везде одинаково.
— Но мы приехали сюда не для того, чтобы слушать, как эти пропойцы веселятся.
Мы говорили, смотря друг на друга в зеркало, будто выступаем перед зрителями. У жены было обиженное лицо, казалось, она вот-вот расплачется.
— Завтра рано утром мы сядем на корабль.
Я убрал её волосы с шеи и приложился губами к затылку. Она повернулась ко мне и обняла меня. В зеркале мокрые пряди волос закрыли моё запястье. Я взял отливающие бронзой волосы и грубо оттянул назад.
Во мне вскипело давно забытое вожделение. Оно нахлынуло так внезапно и ярко, что я некоторое время стоял, задыхаясь, боясь упустить его и не зная, что предпринять. Свет лампы был слишком ярок. Откуда-то доносились звуки, похожие на свист, как будто плакали морские чайки, или где-то далеко кричали ночные птицы.
— Что это за звуки? — спросила жена.
— Это слепые массажисты играют на свирели.
Звуки повторялись, то внезапно возникая, то пропадая, протяжные, будто кто-то с сожалением вздыхает о чём-то.
— Выключай.
— Ты, что, уже собираешься спать?
Жена щёлкнула выключателем, расположенном удобно под рукой над изголовьем. Непривычные пружины провалились под нами, и мы с женой опустились на кровать с ощущением, будто погружаемся в болото. В темноте шум в соседней комнате слышался так отчётливо, что его, казалось, можно было схватить рукой. Нестройные голоса мужчины и женщины, поющие популярную песню, шум от игры в карты-хватху, хлопанье в ладоши, чьи-то крики, зовущие коридорного и ещё что-то. Из сломанного проигрывателя из-за тупой иглы, скрежещущего, как ржавая бритва, шёл пронзительный металлический треск.
— Не стоит обращать на это внимание.
Жена с силой надавила ладонью мне на спину и сказала:
— Пусть шумят сколько угодно.
Мы погасили свет, но в комнате было светло от фонарей и лучей поискового прожектора, проходящего по комнате каждые три-четыре секунды. Я нервничал из-за неудачи, поэтому обращался с женой нетерпеливо и грубо. Жена тоже была недовольна. Она лежала, отвернувшись от меня, и я не слышал даже её дыхания.
Я вспомнил, как она торопливо бросила в окно на перрон синий носовой платок, когда наш поезд отправлялся. Я не понимал, зачем она это сделала, и она, смущаясь, будто я обнаружил что-то неприличное в ее поступке, ответила: «Говорят, если бросить синий носовой платок, это принесёт удачу. Это европейский обычай». Я горько улыбнулся, вспомнив, что мы с женой обменивались точно такими же вопросом и ответом, когда отправлялись в свадебное путешествие пять лет тому назад. О какой удаче мечтает жена?
Я перелез через неё и встал с кровати, чтобы найти сигареты. Глаза так привыкли к темноте, что можно было не зажигать свет. Окно стало молочно-белым. Я нашёл сигареты и пепельницу, сел на кровать, но как только зажёг спичку, у меня пропало желание курить.
Спичка быстро догорала. Это было красивое пламя светлого ярко-красного цвета. Я положил в пепельницу столбик тонкого белого пепла лишь после того, как мне обожгло пальцы. Потом я зажигал и зажигал спички, но не мог успокоиться. Суетливое шлёпанье резиновых тапок в коридоре слышались до головокружения отчётливо. Из соседней комнаты раздавался чей-то крик, просили принести сочжу. Будто желая успокоить меня, не находящего себе места, жена, лёжа неподвижно, сказала:
— Может, закажем сочжу?
— Не надо.
— Везде всё одинаково.
В голосе жены слышалось разочарование, которое нельзя было скрыть, хотя она очень старалась. Мы с ней усердно, как муравьи, трудились прошедшие пять лет.
«Знаешь, мой муж совсем не разбирается в жизни, он даже думал, что мы сможем устроить свадьбу, купить кольца и снять жильё, если у нас будет сто тысяч вон[5]», — я иногда слышал, как жена шепталась со своими подружками и хихикала. Я на ней женился не потому, что любил её, а потому что она забеременела. Но она избавилась от ребёнка, которого зачала ещё до замужества. Она говорила, что мы не можем иметь детей, пока снимаем жильё. Она мечтала: «Давай купим маленький домик; на маленьком дворе размером с ладонь повесим бельевую верёвку, а на ней разноцветную одежду; если ребёнок заплачет, то оставим его, пока он сам не успокоится, чтобы он вдоволь накричался; во дворе привяжем качели и, когда малыш подрастёт, купим ему трехколёсный велосипед; давай покончим с тем, что даже ночью или на рассвете нам приходится натягивать штаны, чтобы выйти в туалет». Я не смеялся над мелкобуржуазными мечтами жены. После третьих преждевременных родов она начала полнеть, что было очень заметно.