У него было двадцать два. У Леденца — три девятки, туз и тройка. Усмехаясь, я снова загрёб выигрыш.
— Выиграешь ещё раз, мы твои рукава проверим, — проворчал Ростовщик.
Я собрал карты и принялся тасовать.
Скрипнула задняя дверь. Все застыли, глядя в сторону кухни. Там кто-то двигался.
— Придурок! Где ты, чёрт возьми?
Хозяин таверны с ужасом посмотрел на Леденца. Тот ткнул его кулаком в бок.
— Я здесь, Бык, — откликнулся Придурок.
— Продолжаем играть, — прошептал Леденец.
Я начал сдавать.
Из кухни появился человек лет сорока. За ним вошли ещё несколько. На всех пятнистая зелёная одежда, через плечо перекинуты луки.
— Они наверняка захватили детей, — сказал Бык. — Не понимаю, каким образом, но… — Он усмотрел что-то в глазах Придурка. — В чём дело?
Мы здорово его застращали, поэтому хозяин и не решился нас выдать.
Уставившись в свои карты, я медленно вытащил пружинную трубку. Все последовали моему примеру. Ростовщик снёс ту карту, которую вытянул из колоды, — двойку. Обычно он пытается играть на понижение. Его теперешнее поведение говорило о том, что он сильно нервничает.
Леденец отодвинул в сторону снос и открыл туза, двойку и тройку одной масти. Снёс он восьмёрку.
— Я говорил тебе, не надо было детей посылать, — заныл один из спутников Быка. Со стороны казалось, будто они продолжают старый спор.
— Мне не нужны никакие «я тебе говорил», — прорычал Бык. — Придурок, я назначил здесь сбор. Придётся всем выместись отсюда.
— Нельзя быть абсолютно уверенным, — сказал другой человек в зелёном. — Ты ведь знаешь детей.
— Ты сам себя дурачишь. Ищейки Леди у нас на хвосте.
— Я говорил, не надо было нападать… — снова завёл было свою песенку нытик, но внезапно умолк, заметив присутствие незнакомцев и неестественное поведение остальных посетителей.
Бык схватился за меч.
Их было девять, считая Придурка и ещё нескольких чересчур резвых посетителей. Леденец опрокинул карточный стол. Мы нажали на курки трубок. Четыре отравленные стрелы просвистели через зал. Мы выхватили мечи.
Всё закончилось в считанные секунды.
— Все целы? — спросил Леденец.
— Зацепило, — отозвался Масляный. — Но ничего страшного.
— Давай обратно за стойку, дружище, — бросил Придурку Леденец. — Остальным привести здесь всё в порядок. Ростовщик, присмотри за этими. Если у кого-нибудь возникнет идея выкинуть какой-нибудь фокус, прибей на месте.
— А что делать с трупами?
— Свали в колодец.
Я поставил на ноги стол, сел и развернул лист бумаги. Это был список бунтовщиков в Клейме. «БЫК» — вывел я на листе. Его имя я поставил в середину списка, по рангу.
— Придурок, — позвал я, — иди сюда.
Хозяин заведения приблизился так же неохотно, как собака, ожидающая пинка.
— Спокойнее. С тобой ничего не случится. Если поможешь нам. Расскажи-ка мне, кто эти люди.
Он что-то невнятно забормотал. Этого следовало ожидать.
— Только имена, — сказал я. Нахмурившись, Придурок посмотрел на список. Но читать он всё равно не умел. — Придурок, в колодце тебе будет тесновато. Там уже ой какая толпа.
Он сглотнул, огляделся. Я бросил взгляд в сторону человека, сидевшего у камина. Во время стычки он даже не пошевелился. И даже сейчас сохранял безразличный вид.
Придурок перечислил имена.
Некоторые уже были в моём списке, некоторые — нет. Те, кого я не знал, наверное, простые копейщики. Мы уже хорошо изучили Клеймо.
На улицу выволокли последний труп. Я подал Придурку маленькую золотую монету. Он закашлялся. Посетители наградили его мрачными взглядами.
— Это за услуги, — ухмыльнулся я.
Придурок побелел. Монета была для него поцелуем смерти. Все подумают, что он помог устроить здесь засаду.
— Парень, — прошептал я. — Хочешь выбраться отсюда живым?
Придурок посмотрел на меня со страхом и ненавистью.
— Да кто вы, чёрт побери? — раздался его хриплый шёпот.
— Чёрная Гвардия, Придурок. Чёрная Гвардия.
Не знаю, как ему удалось, но он побелел ещё больше.
ГЛАВА 5
Можжевельник: Маррон Шед
Серый, холодный день пропитан угрюмым туманом. Все разговоры в «Железной Лилии» состоят из односложных междометий, произносимых перед еле теплящимся огнём камина.
Опустилась завеса мелкого, моросящего дождя. Своей плотной пеленой она скрыла всё вокруг. По убогой, грязной улице брели уныло сгорбившиеся серо-коричневые силуэты. День как будто вышел из самого чрева отчаяния.