У нас, несомненно, были карты в рукавах. Мы никогда не играем в открытую, если можем этого избежать. Философия Гвардии — максимальная эффективность при минимальном риске.
Высокий смуглый человек поднялся, вышел из тени и, пошатываясь, направился к лестнице, ведущей к спальным комнатам.
— Смотри за ним, Масляный, — бросил Леденец.
Масляный вскочил. В сравнении с молчаливым незнакомцем он выглядел совсем мелким. Местные с удивлением наблюдали за всем происходящим.
— Что дальше? — знаками спросил Ростовщик.
— Ждём, — вслух сказал Леденец. — Делаем то, зачем нас сюда послали, — знаками добавил он.
— Не много радости быть растерзанным заживо, — знаками же ответил Ростовщик. Нервным взглядом он смотрел на лестницу. — Устрой-ка карты Масляного, — предложил он.
Я посмотрел на Леденца. Тот кивнул.
— Почему бы и нет? Положи ему что-нибудь около семнадцати.
Масляный почти всякий раз играет на понижение, когда у него на руках меньше двадцати. Вероятность того, что нам это удастся, была довольно велика.
Я быстренько прикинул в голове расклад и слегка улыбнулся. Я мог дать ему семнадцать, и у нас ещё оставалось достаточно карт, имея которые на руках, мы могли легко спалить его.
— Дай-ка мне вон те карты. — Я быстро заколдовал над столом, создавая нужный расклад. — Вот так.
Ни у кого не было карт больше пятёрки, а у Масляного все карты были старше.
— Да-а, — усмехнулся Леденец.
Масляный всё не возвращался.
— Пойду наверх, проверю, — сказал Ростовщик.
— Давай, — откликнулся Леденец.
Он пошёл и взял себе ещё пива. Я начал пристально разглядывать местных. До них, похоже, начало доходить. Остановив взгляд на одном, я покачал головой.
Минутой позже вернулись Ростовщик с Масляным. Они проследовали за тем же смуглым человеком, который вернулся к себе в тень. Ростовщик с Масляным облегчённо вздохнули и уселись за стол.
— Кто сдавал? — спросил Масляный.
— Леденец, — ответил я. — Твой ход.
— Семнадцать, — он пошёл на понижение.
— Эх-э-хе, — откликнулся я. — Спалил тебя. Пятнадцать.
— И я тоже, — сказал Ростовщик. — Четырнадцать.
— Четырнадцать, — подхватил эстафету Леденец. — Ты погиб, Масляный.
Несколько секунд он просто сидел, оцепенев. Потом до него дошло.
— Ублюдки! Вы подстроили! Если вы думаете, что я буду платить…
— Отдохни. Это шутка, сынок, — сказал Леденец. — Шутка. Вообще-то сдавать должен был ты.
Карты опять пошли по кругу. На улице уже стемнело. Новые повстанцы больше не появлялись. Местные начали проявлять всё больше и больше беспокойства. Некоторые волновались о своих семьях, о том, что они так поздно задержались. Как и везде, большинство жителей Клейма волновала только собственная жизнь. Их не трогало, правит ими Леди или Белая Роза…
Те немногие, кто сочувствовал бунтовщикам, нервничали в ожидании удара повстанцев. Они боялись попасть под перекрёстный огонь.
Мы делали вид, что ничего не замечаем.
— Кто из них может быть опасен? — знаками спросил Леденец.
Посовещавшись, мы определили троих, которые могли доставить нам неприятности. Леденец с Масляным привязали их к стульям.
Этим мы дали всем понять, что знаем об опасности и готовимся к этому.
Карательный отряд выжидал до полуночи. Они были более осторожны, чем повстанцы, с которыми мы обычно встречались. Может быть, виной тому наша репутация…
Вопя, они вломились внутрь. Мы разрядили свои пружинные трубки и взялись за мечи, отступая в угол, противоположный тому, где находился камин. Высокий человек наблюдал за нами безразличным взглядом.
Повстанцев была целая толпа. Намного больше, чем мы ожидали. Они все продолжали ломиться внутрь, заполняя пространство, налетая друг на друга, карабкаясь по трупам своих товарищей.
— Небольшая ловушка, — выдохнул я. — Их, должно быть, человек сто.
— Да уж, — отозвался Леденец. — Ничего хорошего.
Он пнул очередного противника в пах и, когда тот согнулся пополам, ударил мечом.
Внутри уже всё пространство, от стены до стены, было заполнено бунтовщиками. И, судя по шуму, доносящемуся снаружи, на улице — такая же чёртова толпа. Кому-то очень не хотелось, чтобы нам опять удалось уйти.
Вот таким оказался наш план.
Мой нос что-то учуял. В воздухе был какой-то душок, этот едва уловимый запах заглушался вонью пота и страха.