Я даже сумел кое-что сообразить и задать вопрос:
— Почему?
— Кажется, она опять хочет, чтобы события были кем-то описаны. Как во время битвы за Амулет.
Я озадаченно посмотрел на Шелест. Откуда она это знает? Я всегда представлял себе, что Леди очень мало общается с Поверженными.
Но она сказала правду. Во время битвы за Амулет Леди повсюду таскала меня за собой, чтобы все происходящие события были потом точно описаны. Она не требовала никаких специальных акцентов. Фактически она хотела, чтобы я всё описал так, как вижу своими глазами. Я уловил только один слабый намёк. Она предполагала, что когда-нибудь её власть всё же рухнет, и как только это случится, историки начнут поливать её грязью. Поэтому Леди хотелось, чтобы существовала непредвзятая летопись. Я не вспоминал об этом уже много лет. Это была одна из самых любопытных странностей, из тех, что я когда-либо за ней замечал. Её не заботило то, что о ней подумают люди. Но она боялась, что историю перекроят потом под кого-нибудь другого.
Вспыхнула малюсенькая искорка надежды. Может, Леди в самом деле хочет позаботиться о записях. Может, мне ещё удастся прорваться. Если только хватит ловкости ускользнуть от Глаза.
Капитан встретил нас, когда мы садились на северной стене Черепицы. Целая выставка ковров говорила о том, что все Поверженные собрались в замке. Даже Наёмник, который по моим предположениям должен был остаться в Курганах. Но ему теперь надо утолить жажду мести. Трещина была его женой.
Второй взгляд на Капитана дал мне понять, что он сочувствует мне и хотел бы что-то сказать, но не решается. В ответ я пожал плечами, надеясь ещё улучить для этого подходящий момент. Не получилось. Шелест повела меня прямо к Леди.
Со времени нашей последней встречи она не изменилась ни на йоту. Все мы ужасно постарели, а она оставалась вечно двадцатилетней, излучающей великолепие, со сногсшибательными чёрными волосами и глазами, в которые любой мужчина готов был провалиться и умереть. Как всегда, она была таким источником волшебства и очарования, какой физически просто невозможно описать. Любое описание всё равно не имело никакого смысла, так как то, что я видел, не было настоящей Леди. Эта Леди выглядела так, как будто четырёх предшествующих столетий просто не существовало.
Протянув руку, Леди поднялась мне навстречу. Я не мог оторвать от неё глаз. Она одарила меня слегка насмешливой улыбкой. Улыбкой, которую я так хорошо запомнил. Как будто у нас был какой-то общий секрет. Я легко коснулся её руки и с изумлением обнаружил, что она тёплая. Вдали от неё, когда этот образ почти уже стёрся в памяти и вызывал лишь неясный страх, наподобие землетрясения, я мог думать о ней только как о чём-то ужасном и мертвенно-холодном. Безжалостная машина для убийства, а не живой, дышащий, возможно, даже уязвимый человек.
Она опять улыбнулась и пригласила меня сесть. Я так и сделал с нелепым чувством, будто нахожусь вовсе не в обществе величайших злодеев мира. Властитель тоже незримо присутствовал здесь, простирая на всё окружающее свою холодную тень.
Меня не собираются сделать жертвой, теперь это стало ясно. Гвардию представляли Капитан и Лейтенант, Герцог и Сторож Харгадон тоже присутствовали, но их участие едва ли было больше моего. Разговор в основном вели Поверженные. Они задавали вопросы Капитану и Лейтенанту. Только однажды вопрос был адресован мне, но и то он был задан Капитаном, спросившим насчёт моей готовности к приёму раненых с поля боя.
Собрание, насколько я понял, было созвано только по одному поводу. Штурм назначен на рассвете, послезавтра. Он будет продолжаться до тех пор, пока Замок не будет взят или не иссякнут наши силы.
— Это место — пробоина в днище корабля Империи, — сказала Леди. — Её надо заткнуть, или мы все уйдём на дно.
Она не принимала никаких возражений ни от Герцога, ни от Харгадона, уже пожалевших, что попросили её о помощи. Герцог был теперь бессилен что-либо сделать в своих собственных владениях. Харгадон немногим лучше. Главный Сторож подозревал, что как только с Замком будет покончено, он останется без работы. Почти никто из Гвардии и ни один из Поверженных даже не пытались скрыть своё презрение к странной религии Можжевельника. Проведя среди местных жителей довольно много времени, я могу сказать, что они сами относятся к ней ровно с той серьёзностью, с какой Инквизиторы, Сторожа и ещё несколько фанатиков заставляют их это делать.
Однако я надеялся, что Леди не будет торопиться, проводя реформы, и Гвардия успеет унести отсюда ноги. Имея дело с религией, ты всегда играешь с огнём. Это касается даже тех, кому сам чёрт не брат. Религия — это такая штука, которая, однажды постучавшись в вашу дверь, уже никогда не исчезнет полностью. И обладает она совершенно необъяснимой, сверхъестественной силой.