Но настоящее потрясение испытал Хебстер, когда принадлежащая фараонам машина в конце концов дотащилась до унылого приземистого здания из красного кирпича, занимаемого когда-то складом боеприпасов, а теперь приспособленного для нужд ОСК. На противоположной стороне улицы была расположена табачная лавчонка, единственная на весь квартал. Фирменные названия различных сортов сигарет, еще недавно украшавшие фасадную витрину лавки, были закрыты огромными лозунгами, тщательно выписанными позолоченными буквами. Подобные транспаранты в последнее время стали довольно привычными — но в непосредственной близости к одному из учреждений ОЧ, всемирно знаменитой Особой Следственной Комиссии?
Верхняя часть витрины демонстрировала партийно-политическую принадлежность владельца лавки тремя огромными словами, кричавшими на всю улочку:
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО!
Под этим лозунгом, точно в центре витрины красовалась огромная эмблема организации. Переплетенные между собой золотые буквы ЧПВ опирались на символическое изображение огромного лезвия безопасной бритвы.
А еще ниже эта же тема развивалась более пространно, однако все в той же лозунговой манере — в выполненной от руки корявой надписи:
«Человечество превыше всего, везде и во все времена!»
Но куда более мерзкой была надпись, прикрывавшая верхнюю часть двери:
«Пришельцев — вон! Пусть катятся туда, откуда они заявились!»
И уже в самом низу двери можно было прочесть то, что хоть как-то указывало на причастность лавчонки к некоему виду бизнеса:
«Покупайте здесь! Покупайте у гуманиста!»
— Ничего себе гуманист! — пробрюзжал сидевший рядом с Хебстером Фунатти. — Хотелось бы видеть, что осталось бы от первака, если бы его прихватила шайка вот таких чепэвистов-гуманистов, а поблизости не оказалось бы кого-нибудь из ОСК! Одно только упоминание на страницах газет! Не думаю, что вам доставляет удовольствие любоваться подобными художествами.
Хебстер вымученно улыбнулся, когда они проходили мимо вытянувшихся по струнке часовых в зеленых мундирах.
— К табаку не так уж много подсказанных перваками штучек имеют какое-либо отношение, — произнес он. — А если бы таковых было немало, то все равно бойкот со стороны какой-то убогой лавчонки «гуманиста» не расстроил бы мой бизнес.
«Тем не менее, еще как расстраивает», — с горечью признался себе в душе Хебстер. Все еще могло полететь в тартарары — если события станут развиваться в неблагоприятном для его бизнеса направлении. Планетарный патриотизм — это одно, а вот бизнес — совсем иное.
Губы Хебстера непроизвольно зашевелились — он как бы силился вспомнить свод несколько подзабытых заповедей. Одна из них гласила: независимо от того, каких убеждений придерживается предприниматель, он должен извлекать определенную прибыль из деятельности своего предприятия, если не хочет, чтобы в один прекрасный день пришел судебный исполнитель и опечатал двери его предприятия как обанкротившегося. Но предприниматель не сможет этого добиться, тут же сообразил Хебстер, если его убеждения задевают чувства большей части предполагаемой клиентуры.
Следовательно, поскольку владелец этой табачной лавчонки все еще при деле и, судя по внешним признакам, дела у него идут довольно неплохо, то, очевидно, он может себе позволить пренебречь спросом на свой товар со стороны одного из учреждений ОЧ, расположенного на противоположной стороне улицы. Следовательно, должен существовать весьма значительный спрос со стороны случайных прохожих, которых не только не смущает чепэвизм хозяина лавки, но которые согласны добровольно отказаться от многих интересных новинок, подсказанных перваками, и переплачивать при покупке обычных потребительских товаров, цена на которые во многих магазинах стала гораздо ниже благодаря удешевлению их производства с помощью полученных от перваков технологических усовершенствований.
«Из итого весьма красноречивого факта с очень высокой степенью вероятности можно сделать вывод о том, — рассудил Хебстер, — что газеты, которые я читаю, все это время лгут напропалую, а нанятые мною социологи и экономисты недостаточно компетентны. И очень возможно, что общество, которое в основном интересует меня как совокупность потребителей моих товаров, начинает менять общие установки, и со временем они окажут глубокое влияние на его потребительскую ориентацию».
Вполне возможно, что экономика ОЧ уже прошла пик своего расцвета и теперь постепенно сползает к хозяйничанью в ней ЧПВ, к той сравнительно безопасной форме, когда ее устойчивость, пусть и на гораздо более низком общем уровне, поддерживается фанатичной слепотой таких людей, как Вандермеер Демпси, определяющих рамки потребительского спроса, за которые опасается выходить общество в целом. Примерно такую же эволюцию — или скорее, инволюцию — совершила экономика Рима времен империи две тысячи лет тому назад, но в гораздо более замедленном темпе. Основанная на активной ростовщической и коммерческо-спекулятивной деятельности, она за три быстро промелькнувших столетия настолько деградировала, что вся империя превратилась в статичный, безынициативный мир, в котором совершенно угас бизнес, банковская деятельность стала считаться грехом, а богатство, которое не было унаследовано от предков, вызывало самые громкие нарекания и рассматривалось как неправедно нажитое.
«И сейчас люди тоже уже, возможно, начинают задумываться о приобретении тех или иных товаров, исходя из морально-этических соображений, а не из их потребительских свойств, — понял Хебстер, сводя разрозненные, довольно смутные умозрительные догадки к беспристрастному, вполне определенному выводу. Ему припомнилась целая папка блиставших остроумием объяснений, которые направил ему Отдел изучения рыночной конъюнктуры по поводу упорного нежелания покупателей приобрести наборы блицпосуды „Ева“, в названии которой была отражена быстрота и легкость ее мойки. Тщательно проработанные выкладки исследователей, насколько понял Хебстер, сводились к тому, что женщины непроизвольно связывали название товара с некоей Евой Блинштейн, фотографии которой недавно появились на первых полосах газет всего земного шара в связи с тем, что она настолько наловчилась орудовать ножом для резки хлеба, что умудрилась перерезать им глотки пятерых своих же детей да еще и двух любовников в придачу. Взглянув на приведенные в конце отчета красочно оформленные диаграммы и графики, Хебстер тогда только скучающе зевнул и усмехнулся.