Бутылки кружились вокруг него в странном замысловатом танце, излучая эмоции в какой-то степени сродни любопытству, однако с некоторой примесью удовлетворения и даже восторга.
Что могло привести их в восторг? Хебстер был совершенно уверен в том, что именно так можно охарактеризовать испытываемые ими чувства, несмотря на всю разницу в образе мышления. Торопливо забросив в глубины памяти всякую бредень, он извлек было несколько более или менее подходящих мыслей, но по зрелом размышлении отверг и их. Что же пыталось подсказать ему до сих пор не подводившее его особо изощренное чутье бизнесмена?
Танец усложнился, стал более быстрым. Несколько бутылок прошмыгнуло ему под ноги, но Хебстер все равно продолжал видеть их, волнообразно двигавшихся и одновременно вращавшихся вокруг своей оси на глубине примерно в три метра под поверхностью Земли — впечатление было такое, будто для них земная кора не только прозрачная, но и легкопроницаемая среда. И хотя Хебстер совершенно ничего не знал о пришельцах — как феномен, они его никогда ничуть не интересовали, — и не понимал, что они пытаются выразить в своем танце — вполне возможно, это было своего рода совещание или соблюдение какого-то ритуала — тем не менее, ему было ясно одно: близится кульминация. Небольшие изломанные линии зеленых молний начали проскакивать между многими из этих несуразных бутылок. Что-то взорвалось у самого его левого уха. Он боязливо провел пальцами по щеке и отодвинулся на несколько шагов. Бутылки последовали за ним, продолжая держать его внутри сферы, образованной их неистовыми перемещениями.
Почему ВОСТОРГ? В городах пришельцы обычно зависали почти неподвижно в воздухе, как будто пытаясь понять, чем занимаются и чем живут люди на поверхности Земли. Они казались бесстрастными и дотошными наблюдателями и не проявляли даже малейшей склонности к… к…
И вот теперь у него кое-что появилось. Наконец, кое-что возникло. Но что можно сделать с идеей, если у тебя нет возможности сообщить о ней и нет возможности самому действовать в соответствии с нею?
ДЗЫНЬ!
Повторено было сделанное несколько ранее предложение, теперь в куда более настоятельной форме. ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!
— Нет, — завопил Хебстер, попытавшись выпрямиться во весь рост и расправить плечи. И обнаружил, что не в состоянии этого сделать. — Я не хочу стать перваком!
В голове у него послышался отрешенный, почти божественный смех.
А затем возникло жуткое ощущение какой-то шумной возни в мозгу, как будто два или три существа, отталкивая друг друга, стараются побыстрее выскрести что-то из его памяти. Он плотно сомкнул веки и сосредоточился. Он был близок к цели, очень близок. У него уже сложилось общее представление, но ему нужно было время, чтобы более точно сформулировать пришедшую ему на ум мысль — совсем немного времени на то, чтобы отшлифовать ее, а затем сообразить, как наиболее целесообразно распорядиться ею!
ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ!
Голова его раскалывалась от боли. Впечатление было такое, будто кто-то высасывает серое вещество мозга из черепа. Он сделал попытку превозмочь боль. Но из этого ничего не получилось.
Что ж, будь что будет. Внезапно он весь обмяк, прекратив дальнейшие попытки защитить себя. Однако теперь отчаянные вопли исторгались не только из его глотки, но из самого мозга. Впервые за всю свою жизнь, не зная со всей определенностью, к кому обратиться за поддержкой, все естество Элджернона Хебстера взывало о помощи.
— Я могу это сделать! — он то выкрикивал громко эти слова, то мысленно повторял их про себя. — Сэкономить деньги, сэкономить время, сэкономить что вы только ни захотите, — я могу помочь вам сэкономить! Только помогите мне, ПОМОГИТЕ МНЕ… Мы вместе сумеем это сделать — только поторопитесь! Ваши проблемы можно решить… Посредством рационального подхода. Итогового баланса. Только ПОМОГИТЕ…
Слова и мысли переплелись у него в голове точно так же, как все сужающиеся кольца пришельцев вокруг него. Он продолжал кричать, продолжал удерживать в воображении мысленные образы, а тем временем где-то внутри него какая-то бесшабашная сила — и это было совершенно уже невыносимо — помимо его воли начала перекрывать один за другим последние клапаны, через которые его сознание еще подпитывалось остатками здравого смысла.
Вдруг он почти полностью перестал что-либо ощущать. И столь же внезапно к нему пришло понимание многого такого, о чем он никогда и не мечтал. И даже не задумывался над тем, что когда-нибудь сможет узнать. Он вдруг почувствовал, что каждый нерв его тела находится под контролем его указательного пальца. Он вдруг…
ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!
— …вот как это, — произнес кто-то.
— Как что, например? — спросил кто-то другой.
— Ну… То, что они лежат, и то ненормально. А вот он спит, как и подобает спать человеку. Они во сне корчатся и стонут. Со стороны может показаться, что это не первак спит, а какой-то забулдыга-пропойца. Вот пока мы тут заговорились о стонах, наш малыш, похоже, пришел в себя.
Хебстер чуть приподнялся — он увидел, что лежит на армейской койке — и несколько раз тряхнул головой. Почувствовал как оставляют его страхи, а вместе со страхами — он не сомневался в этом — закончатся и все его страдания. Рядом с его койкой стояли крайне озабоченный, даже, пожалуй, расстроенный Браганца и еще один мужчина, скорее всего, врач. Хебстер улыбнулся им обоим, мужественно противясь искушению разразиться потоком нечленораздельных звуков.
— Привет, парни, — произнес он. — А вот и я — как несорванный майский орешек.
— Вы намерены скрыть от меня контакт с пришельцами! — завопил Браганца. — Ведь вы с ними общались, но перваком не стали!
Хебстер оперся о локоть и глянул в сторону откидного полотнища палатки, выполнявшего функции двери, туда, где рядом с входом в палатку напротив застывшего по стойке «смирно», до зубов вооруженного часового стояла Грета Зайденхейм. Хебстер помахал ей рукой, она ответила ему восхитительной улыбкой во весь рот.
— Вы нашли меня, когда я, будто какой-то бездомный бродяга, валялся где-то посреди пустыни?
— Вас найдешь! — огрызнулся Браганца. — Вас, милейший, приволокли перваки. Впервые в истории они снизошли до такого. А мы просто расположились здесь и дожидались, когда вы вернетесь, по простоте душевной полагая, что коль вы возвращаетесь, значит все будет в полном порядке.
Президент корпорации «Хебстер секьюрити» потер пальцами лоб.
— Так оно и будет, Браганца, вот так и будет. Одни лишь перваки, так что ли? Им не помогал никто из пришельцев?
— Пришельцев? — едва не поперхнувшись, воскликнул Браганца. — Что побудило вас предположить… Какие соображения позволили вам надеяться, что… что пришельцы станут помогать первакам нести вас сюда?
— Ну… наверное, мне не следовало употреблять слово «помощь». Но мне почему-то казалось, что в составе группы, доставившей сюда мое бесчувственное тело, находилось несколько пришельцев. Так сказать, в качестве «почетного караула», Браганца. Это было бы по-настоящему красивым жестом, ведь верно?
Оэсковец повернулся к врачу, который с нескрываемым интересом следил за разговором.
— Может быть, вы выйдете на минутку? — предложил он.
Он прошел вслед за врачом к выходу и плотно запахнул полог палатки. Затем вернулся к койке и расположился в ногах у Хебстера.
— Так вот, Хебстер, если вы и дальше будете продолжать паясничать, то я выпотрошу ваше брюхо и обмотаю кишками вашу голову. Так что же все-таки произошло?
— Что произошло? — Хебстер рассмеялся и медленно, очень осторожно потянулся, как будто опасался сломать руки. — Не думаю, что мне когда-нибудь удастся исчерпывающе ответить на этот вопрос. И в какой-то мере я даже очень рад тому, что не удастся. Вот что я достаточно четко запомнил: у меня появилась одна весьма заманчивая идея. Я мысленно уведомил о наличии у меня такой идеи другую заинтересованную сторону. Мы — эта другая сторона и я — пришли к заключению предварительного соглашения в качестве уполномоченных представителей. Более точные условия соглашения будут оговорены соответствующими руководящими органами обеих сторон, и окончательно ратифицированы после обоюдного признания обеими договаривающимися сторонами. Более того… Да будет уж вам, Браганца будет! Я говорю со всей откровенностью. Опустите, пожалуйста, складной стул. Не забывайте о том, какие муки мне пришлось претерпеть!