Потом раздался пронзительный грохот и гул пламени, затихшие еще прежде, чем стали слышны; и вот серебряный карандаш уже взмыл в небеса, оставляя за кормой ярко-алую полоску. Корабль исчез из виду, и самый след его потерялся в облаках, а Вик все стоял, задрав голову вверх. Кэй молчала.
Когда он наконец перевел на нее глаза, это были глаза пожилого человека.
ОНА ГУЛЯЕТ ТОЛЬКО ПО НОЧАМ
В наших краях люди думают, что док Джадд носит в своем черном саквояже колдовские книги — такой он мастер.
Я прислуживаю у Джадда с той поры, как потерял ногу на лесопилке. Зачастую, когда у дока выдается тяжелый денек, а его вызывают ночью к больному, он слишком устает, чтобы вести машину, и поднимает с постели меня, и я становлюсь еще и шофером. Той блестящей пластмассовой ногой, которую док мне достал со скидкой, я могу жать на газ не хуже прочих.
Мы подлетаем к дому, и, пока док внутри принимает роды или прочищает глотку старой бабушке, я сижу в машине и слушаю, как местные наперебой расхваливают старину дока. В округе Гроппа вам про дока чего только не нарасскажут! А я слушаю и киваю, слушаю и киваю.
И все раздумываю, что бы они сказали, узнав, что сделал док, когда его единственный сын влюбился в вампира…
Когда Стив первый раз вернулся домой на каникулы, лето было невероятно жаркое — земля до волдырей обжигала. Стив вызвался водить машину и вообще помогать по хозяйству, но док сказал, что после первого, самого трудного года в медицинской школе всякий заслуживает каникул.
— Лето у нас — мертвый сезон, — объяснял он мальчишке. — Один ядовитый плющ, пока в августе не наступит сезон полиомиелита. Кроме того, не собираешься же ты оставить старого Тома без работы, верно? Так что, Стиви, помотайся лучше по окрестностям в своем тарантасе, поразвлекайся.
Стив кивнул и последовал совету. Всерьез последовал. Где-то через неделю он начал возвращаться домой в шестом часу утра. Спал он до трех, потом пару часов бездельничал и в полдевятого, как часы, укатывал на своей старой тарахтелке. «Кабаки, — думали мы, — или девочки…»
Доку это не нравилось, но мальчишку он воспитывал без строгостей и не хотел задавать лишние вопросы до времени. А вот я, старый поганец Том, — дело другое. Я воспитывал парня с тех пор, как умерла его мать, и драл каждый раз, когда заставал при налете на ледник.
Так что я начал подкидывать намеки и даже вопросы задавать, но не слишком настойчиво. С тем же успехом я мог разговаривать с каменной стеной. Не то чтобы Стив мне грубил. Просто он так глубоко втюхался, что на меня уже не обращал внимания.
А потом начались другие неприятности, и мы с доком про Стива позабыли.
Ребятишек в округе Гроппа начала косить какая-то странная эпидемия — два не то три десятка малышей.
— Ничего не понимаю, Том, — жаловался мне док, пока мы тряслись неезжеными проселками. — Похоже на злокачественную лихорадку, но температура не поднимается. А ребятишки слабеют, и падает число эритроцитов в крови, а я ничем его не могу поднять. Одно хорошо — для жизни эта зараза не опасна… пока.
Каждый раз, как он говорил о болезни, у меня начинало колоть культю — там, где к ней крепилась пластмассовая нога. Так было противно, что я пытался сменить тему, но с доком этот номер не проходит. Он привык обдумывать любую проблему, обсуждая ее со мной, а эта эпидемия его очень беспокоила.
Он написал в несколько крупных клиник, прося совета, но ничего существенного ему не сказали. И все это время родители малышей, стоя у кроваток, ждали, что док вытащит из черного саквояжика завернутое в целлофан чудо, потому что, как говорят в округе Гроппа, с человеком не может случиться ничего такого, чему док Джадд не сумел бы помочь. А дети все слабели.
От ночных бдений над новейшими книгами и журналами, которые он выписывал из города, у дока появились под глазами большие синие мешки. Сколько я мог судить, он не нашел ничего, хотя ложился порой не раньше Стива.
А потом он притащил домой платочек. При первом же взгляде мне так культю прострелило, что я едва не вышел. Маленький, хорошенький платочек, одни вышивки и кружева.
— Что скажешь, Том? Я это нашел на полу спальни детишек Стопсов. Ни Бетти, ни Вилли понятия не имеют, откуда он взялся. Мне было показалось, что я смогу установить источник инфекции, но эти ребятишки врать не станут. Раз сказали, что не видели его раньше, значит, так и есть. — Он швырнул платочек на кухонный стол, где я прибирался, и вздохнул: — Анемия у Бетти все серьезнее… Если бы я знал… если бы… а, ладно. — Он побрел к себе в кабинет, согнувшись, точно тащил мешок с цементом.