Я все еще пялился на платочек и грыз ногти, когда на кухню влетел Стив. Он налил себе чашку кофе, поставил ее на стол и увидел платок.
— Эй! — воскликнул он. — Да он Татьянин! Откуда он тут?
Я сглотнул остаток ногтя и очень осторожно присел напротив него.
— Стив, — начал я и прервался оттого, что пришлось растирать ноющую культю. — Стив, ты знаешь хозяйку этого платка? Ее зовут Татьяна?
— Конечно. Татьяна Латиану. Видишь, тут ее инициалы вышиты в уголке — Т. Л. Она из древнего — почти пятьсот лет — румынского дворянского рода. Я на ней женюсь.
— Та девушка, с которой ты встречался каждую ночь весь месяц?
Он кивнул:
— Она гуляет только ночью. Ненавидит солнечный свет. Знаешь, поэтическая натура. И, Том, она так прекрасна…
Я целый час сидел и слушал его излияния. И чем дальше, тем хуже мне становилось. Я ведь и сам румын, со стороны матери. И я понял, почему у меня так кололо культю.
Жила она в городке Браскет, милях в двенадцати от нас. Стив наткнулся на нее поздно вечером, на дороге, когда у нее сломалась машина. Он подвез ее до дома — она только что сняла старое поместье Медов — и втюрился, втюхался и влюбился в нее по уши и самое темя.
Довольно часто, когда Стив являлся на свидание, Татьяны не оказывалось дома — она выезжала подышать ночным воздухом, — и ему приходилось до ее возвращения играть в криббедж со служанкой, старой клювоносой румынской каргой. Пару раз он попытался было последовать за ней в своей таратайке, но ни к чему хорошему это не привело. Татьяна заявила, что, если она хочет быть одна, это значит одна. Так и вышло, что он ждал ее ночи напролет. Но когда Татьяна возвращалась, это, по словам Стивена, искупало ожидание. Они слушали музыку, болтали, танцевали, ели странные румынские блюда, которые готовила служанка. До зари. Потом Стивен возвращался домой.
— Том, ты помнишь то стихотворение, «Сова и котенок»? — Стивен положил руку мне на плечо. — Меня всегда завораживала последняя строчка: «Танцевали они при луне, при луне, танцевали они при луне». Вот так мы и будем жить с Татьяной. Если она согласится. Я ее все еще уговариваю.
Я облегченно вздохнул и ляпнул:
— Первая хорошая новость. Жениться на такой девушке…
Я глянул Стиву в глаза и тут же заткнулся. Но было уже поздно.
— Какого черта ты несешь, Том — «такой девушке»? Ты ее даже не видел.
Я попытался выкрутиться, но Стив не позволил. Я наступил ему на больную мозоль. Так что я решил, что лучше будет сказать ему правду.
— Стиви, послушай. Только не смейся. Твоя подружка — упырь.
Челюсть его медленно отвисла.
— Том, ты сошел с…
— Еще нет. — И я рассказал ему о вампирах.
То, что рассказывала мне мать, переехавшая из Старого Света, из Трансильвании, когда ей исполнилось двадцать. То, что они живут и пользуются своей странной властью, пока хоть иногда питаются человеческой кровью. То, что проклятие вампира наследует обычно один ребенок в роду. И что выходят они только ночью, потому что солнечный свет — одна из тех немногих вещей, которые способны уничтожить их.
Стив начал бледнеть. А я продолжал. Я рассказал о странной эпидемии, поразившей детишек в округе Гроппа, — эпидемии малокровия. Я рассказал, что его отец нашел этот платок в доме Стопсов, у постелей больных малышей. Я рассказал… уже самому себе, потому что Стив вылетел из кухни как ошпаренный. Через пару секунд он умчался на своей таратайке.
Вернулся он в половине двенадцатого и казался ровесником своего отца. Я оказался прав — до последней мелочи. Когда он разбудил Татьяну и спросил ее прямо, она сломалась и залилась слезами. Да, она была вампиром, но тяга к крови пробудилась в ней лишь пару месяцев назад. Она боролась с этим влечением, пока не почувствовала, что сходит с ума от голода. Она питалась только детьми, потому что боялась взрослых — те могли проснуться и схватить ее. И она обрабатывала многих детишек, чтобы ни один не терял слишком много крови. Но голод становился все сильнее…
И все же Стив умолял ее выйти за него замуж! «Должен быть способ вылечить тебя, — говорил он. — Это болезнь не страшнее любой другой». Но она — благослови ее Бог, подумал я тогда, — отказала. Она вытолкала его из дверей и закрылась в доме.