— Почему это Уэйн может уезжать и приезжать когда захочет, а остальные должны торчать здесь? — вступил в разговор кто-то третий.
— Он договорился с полицейскими, вот и все, — ответил один из стоящих сзади. — Я сам видел.
— Может, он и им наркотики поставляет, — ухмыльнулся кто-то.
Молли, нахмурившись, закрыла блокнот. Это было действительно странно — то, что Уэйн мог свободно проезжать через полицейский кордон. Но вряд ли имеет смысл задавать ему вопросы на эту тему. Она ощутила неприятный холодок, и вовсе не потому, что капли воды стекали ей за шиворот. Этот человек вызывал у нее инстинктивное чувство опасности. Но с другой стороны, отважно напомнила она себе, он — ключевая фигура в этой, группе, возможно, лидер. Не взять у него интервью будет просто непрофессионально.
— А когда вернется Уэйн? Кто-нибудь знает? — спросила она.
— Он не любит, когда лезут в его дела, понятно? — строго ответил высокий мужчина.
— Я просто хотела взять у него интервью и выяснить, почему ваша группа остановилась здесь, вместо того чтобы заниматься делом, — пояснила Молли.
Парень бросил на нее косой взгляд и вполголоса сказал что-то своему приятелю.
— Ну что ж, придется приехать еще раз, — поспешила объявить Молли. — Может, передадите ему, что я хочу с ним встретиться?
И, не дожидаясь ответа, она быстро повернулась и пошла к своей машине.
Взбивая крем для шоколадного торта, Молли время от времени поглядывала на кухонные часы.
Ровно четыре. Митинг не должен начаться раньше семи, значит, у нее есть еще три часа. Нужно занять себя чем-то, чтобы не думать о высокомерном и эгоистичном мужчине, имя которому — граф Сент-Оутел.
Подумать только, граф! Ни больше, ни меньше. Если попытаться представить себе, что их отношения имели бы счастливый конец… Неужели она смогла бы принять это имя?
Молли вдруг заметила, что выводит его пальцем на посыпанном мукой столе.
Она, кажется, собиралась печь торт. Молли снова взялась за работу.
Ее мать всегда пекла его, когда была чем-то серьезно расстроена. Молли знала: если на столе этот торт, значит, что-то нарушило мамино душевное равновесие.
Как-то, приехав домой во время университетских каникул, Молли спросила:
— Но почему ты печешь именно этот торт? Ведь ты же его не любишь.
— Не люблю, — согласилась мать. — Все дело в процессе приготовления.
— Наверное, взбивая крем, ты воображаешь, что бьешь кого-нибудь, — поддразнивая, предположила Молли.
— Гм… Может быть. Но я унаследовала эту привычку от твоей бабушки.
— Способ отвлечься от своих проблем?
— Что-то вроде того, — кивнула миссис Барнс.
Сейчас, осознав, что повторяет семейную традицию, Молли едва не расплакалась. Но в этом занятии действительно было что-то успокаивающее.
Неужели через какие-нибудь двадцать лет ее собственная дочь вот так же будет стоять над миской с тестом, давая выход своим отрицательным эмоциям?
Ее дочь. Лицо Молли смягчилось и словно осветилось изнутри.
Разумеется, девочка будет похожа на отца, она унаследует его яркую внешность, но в более мягком, женственном варианте. Он будет обожать ее и баловать, а потом начнет обвинять Молли в том, что она недостаточно строга к дочери. Он будет ходить с ней на рыбалку и научит плавать, а потом вдруг потрясенно заметит, что она превратилась во взрослую красивую женщину.
Он будет ненавидеть ее приятелей-мальчишек, а когда ей настанет время покинуть дом, с трудом удержит слезу расставания.
Конечно, их дочь откажется носить титул, но будет тайно гордиться своими предками…
Молли сердито вздохнула, когда слезинки одна за другой закапали на стол. Она грустно смахнула их. Какой смысл плакать? Алекс не для нее.
Он богат и знатен. Правда, если верить Бобу, граф Сент-Оутел — передовой и либеральный хозяин. Он запретил охоту, постоянно заботится о благосостоянии своих арендаторов, не торгует унаследованными титулами и привилегиями…
Но все равно между нами — пропасть, сказала себе Молли, потому что… Она начала поспешно перекладывать тесто в форму.
Я занялась выпечкой, чтобы заставить себя не думать об Алексе, а вовсе не наоборот, сурово напомнила она себе, машинально поднося ложку ко рту.
В детстве она обожала сырое тесто, но сейчас густая сладкая масса показалась ей безвкусной. Наверное, я просто выросла, с грустью решила Молли.
Она представила, с каким удовольствием стала бы облизывать ложку ее дочь… Дочь Алекса…
Молли сердито вздохнула.
К чему так мучить себя? В этом нет никакого смысла. Ни малейшего.