Дальше — больше: в течение последующих нескольких лет Северный Ледовитый океан не оттаивал даже в самые жаркие месяцы, в Европе температура нередко опускалась ниже сорока градусов по Цельсию, Австралию накрыло страшными тайфунами.
Климатологи и экологи забили тревогу — что-то было не так. Достаточно быстро пришли к неутешительному выводу: поверхность Земли недополучает тепло. В этом-то и вся проблема. Технологии ушли вперёд настолько, что колоссальные поля солнечных батарей, будь то на суше, или того хуже — в океане, пропускали к поверхности всё меньше и меньше энергии, забирая её себе чуть ли не в стопроцентном объёме.
Проснулись представители традиционной энергетики. По их утверждениям, похолодание — следствие того, что человек стал меньше использовать ископаемые виды топлива. Отсутствие продуктов сгорания нефти и газа в атмосфере обусловило развитие эффекта, противоположного парниковому. Ограниченные всевозможными квотами, обедневшие, буквально изголодавшиеся по былому могуществу нефтяные, угольные и газовые короли требовали отмены ограничений и возврата прежних объёмов заготовок и использования продуктов, которые они без преувеличений могут назвать своим хлебом.
Однако независимые исследования, как и изыскания, проведённые по заказу правительств и общественных организаций, не смогли убедительно показать, что сжигание ископаемых видов топлива оказывает на климат Земли влияние, хотя бы сопоставимое по масштабам с влиянием солнечной промышленности. Лоббистам от нефтегазовой и угольной промышленности был дан отпор, а объёмы добычи и использования ископаемого топлива продолжали снижать за счёт новых квот и ограничений.
Решение проблемы похолодания подсказали, как это ни странно, сами корпорации, занимающиеся солнечной энергетикой. Одна из компаний, разрабатывающих комплексы для околоземной орбиты, предложила вариант размещения солнечных батарей на Луне. Кто-кто, а безжизненная каменная глыба не может пожаловаться на нехватку тепла. Грубо говоря, недостаток солнечной энергии никак не сказывается на климате естественного спутника Земли. Атмосферы и гидросферы на Луне нет, так что нечему поглощать солнечную радиацию. Грунт прогревается и охлаждается куда как меньше: если на поверхности суточные перепады температур составляют более двухсот градусов, то на глубине одного или двух метров не ощущаются совсем. Уже существовавшая на тот момент Лунная колония сама целиком и полностью зависела от солнечных батарей, а посему напрямую была заинтересована в развитии этого направления.
Проблема транспортировки добытой энергии с Луны на Землю перед человечеством уже не стояла: первые эксперименты с беспроводной передачей показали блестящие результаты. У разработчиков руки чесались опробовать новую технологию в промышленных масштабах.
В общем, все были довольны, и проекту дали зелёный свет.
В считанные годы на Луну было доставлено необходимое оборудование. Колония существенно разрослась за счёт прибывших поселенцев — ведь установкам необходим обслуживающий персонал. Большую часть земных батарей удалось модернизировать и адаптировать к лунным условиям. Остальные были просто демонтированы и утилизированы. Узконаправленные лучи во время строго регламентированных сеансов доставляли на Землю чудовищные по ёмкости сгустки энергии, которая впоследствии перераспределялась по земной сети.
И это было только начало: после Луны солнечные энергетики взялись за Меркурий и Венеру, которые расположены намного ближе к Солнцу, и, следовательно, подвержены ещё более интенсивному облучению со стороны светила. Собственно, колонизация этих планет во многом была связана с солнечной энергетикой. Эта отрасль стала решающим фактором, движущей силой в деле освоения новых миров.
Но вернёмся к Земле. Действительно, после того, как поля солнечных батарей были вынесены с планеты, климат на Земле вернулся в норму. Произошло это, разумеется, не в одночасье, наличие положительного эффекта было признано учёными лишь через двадцать или тридцать лет. Лет через пятьдесят среднегодовая температура вернулась к исходным показателям, а тайфуны и прочие ненастья превратились в относительно редкие явления — частота их возникновения не превышала среднестатистических показателей. Человек смог вылечить свою мать от простуды, которую сам же на неё навлёк.
Так продолжалось несколько десятилетий.
А потом случилось что-то непонятное.
Земля вдруг снова начала замерзать. Всё повторилось вновь: снегопады в Сахаре и тропиках, тайфуны в Австралии, скованный льдами Северный океан…
Только теперь было совершенно непонятно, почему это происходит. Почти сразу влияние человека и промышленности исключили из этого уравнения с множеством неизвестных. По современным оценкам, с тех пор, как был решён вопрос с солнечными батареями, люди и их промышленность неспособны воздействовать на климат в глобальном масштабе. Но что же тогда является причиной нынешнего похолодания?
Выросло уже второе поколение климатологов, которые бьются над этой проблемой. Ответить на вопрос «почему?» было основной задачей не только нашего института — этот вопрос пытались разрешить все без исключения профильные учреждения, а также часть тех, которые работают в смежных с климатологией областях.
Профессора Тельмана можно было назвать корифеем жанра. Почти вся его научная деятельность связана с глобальным похолоданием. Лет сорок он занимается вопросом, и, пожалуй, равных ему нет. Но даже он вряд ли может сказать что-либо определённое.
Желание разобраться в ситуации, понять, что же всё-таки происходит, привело профессора в горы, где высоко, на безымянном хребте, в нескольких десятках километров от Льяссы — последнего островка цивилизованного мира — располагалась научно-исследовательская станция. На станции специалисты из разных стран и областей науки изучают многовековые ледники и пытаются решить проблемы, главная из которых — глобальное похолодание.
Я смотрел на заснеженные крыши небоскрёбов Гампо и с грустью думал о том, что никогда мы не сможем понять происходящего вокруг. Не понять человеку природы, не сможем мы полноценно общаться с мудрой седой Землёй, если даже из своего прошлого не можем извлечь уроки. Что и говорить, если Гампо, история которого насчитывает несколько тысячелетий, ныне застроен стеклянными и бетонными коробками. Нет никакой преемственности цивилизаций, не знаем мы своего прошлого и не хотим его знать. Какой диалог с Землёй мы хотим вести? Что хотим от неё услышать?
«Мы разговариваем на разных языках», — решил я и развернулся, чтобы идти.
Но тут совершенно неожиданно для себя вспомнил одну деталь. Маленький штришок, с виду, в общем-то, и незначимый, пустяк и не более того. Однако чем-то зацепил он, заставил остановиться как вкопанному.
«Ума не приложу, что на меня нашло», — так, по словам полицейского лейтенанта, отвечал таксист на вопрос о том, зачем напал на меня. Но ведь эта фраза абсолютно точно повторяет слова парня в красном седане, пёс которого спровоцировал аварию на трассе чуть ранее.
Я закрыл глаза, пытаясь представить себе лицо водителя седана. Да-да, вот так: всё в крови, поначалу туповатое, шок ещё не отпустил парня, но потом его речь стала осмысленной, и он сказал: «Ума не приложу, что на него нашло. — Потом он откинул голову на сиденье, помнится, закатил глаза и добавил: — Бросился на меня».
Совпадение? Как знать…
Малоубедительно. Во-первых, я не слышал слов таксиста, мне их пересказал лейтенант. Вполне вероятно, что таксист на самом деле сказал что-то другое, например «понятия не имею, какая муха меня укусила». Во-вторых, выражение достаточно распространённое, мы часто произносим его по поводу и без повода, просто так, чтобы сказать хоть что-нибудь.
Важно другое: оба — таксист и собака — испытывали некое помутнение. Ведь и знакомые таксиста, и хозяин пса охарактеризовали их действия как необычные. И во время этого самого помутнения рассудка оба предприняли некие телодвижения, которые могли мне помешать.