Я осёкся. Что это со мной?
Во-первых, откуда во мне вдруг вспыхнули столь глубокие чувства?..
Впрочем, не стоит лгать: я всю дорогу только об этом и думал, о ней, мечтал, пусть и втайне, да что там греха таить — втайне даже от себя, но ведь мечтал. О том, чтобы быть вместе.
Но, во-вторых, с чего это решил, что обрёл её? Почему подумал, что теперь мы всегда будем вместе? Никому не отдам… А вот захочет ли она, чтобы я её «никому не отдавал»? Может быть, для неё это — просто интрижка, дорожный роман, если так можно выразиться…
Мы выпили чаю с остатками шоколада и обломками печенья. Начали было собираться, но тут Зоя сказала, что ничего страшного не произойдёт, если выдвинемся чуть позже, скажем, через полчаса или час.
— В конце концов, какая разница? — непринуждённо болтала она. — Можно слегка задержаться на финишной прямой, мы это заслужили.
Естественно, я легко согласился с её доводами…
Через полчаса… Впрочем, возможно, это было и через час, когда мы всё ещё нежились внутри спальника, Зоя вдруг приподнялась с моего плеча и заглянула в глаза. То, что творилось внутри меня, не могло ускользнуть от взгляда Зои, как всегда проницательной и догадливой.
— Тебе нужно сделать выбор, — тихо сказала она.
— О чём это ты? — Я насторожился.
— О том. — Она щёлкнула меня по носу, совсем не больно, скорее ласково. — Я чувствую это. Никогда раньше не замечала в тебе такой… — Зоя задумалась. — Двойственности…
Я вздрогнул.
— Да-да, дослушай. Я же вижу: тебя разрывает на части. Одна твоя половинка рвётся в одну сторону, вторая — в другую.
— Дело в том, что… — начал я, но сразу же замялся, не зная, что сказать — выложить всё, как есть, или придумать очередную небылицу.
— Не надо, — прошептала Зоя. — Не говори мне ничего. Даже слышать не хочу.
— Почему?
— Потому, что если скажешь, это повлияет на твой выбор. Ты будешь учитывать моё мнение: ведь я же не смогу не сказать тебе об этом, не удержусь от того, чтобы выразить свою позицию. Да даже если и промолчу, ты всё равно будешь оглядываться на меня, ведь я же буду знать твою историю. Не рассказывай мне — прошу, сделай свой выбор самостоятельно. — Она крепко сжала мою руку. — Сделай правильный выбор. Пожалуйста, сделай так, как велит тебе твоё сердце.
Я нелепо закивал. Так, будто бы понял всё то, что она хотела мне сказать.
Я думал об этом, когда мы одевались и собирали вещи.
В размышлениях о словах Зои провёл и большую часть пути до деревни.
Чёрта с два я понял, что Зоя имела в виду.
Возможно, она говорила о моём задании, о том, что мне предстояло сделать. Я, разумеется, не об официальной части визита... Тогда возникает другой, вполне резонный вопрос: откуда она могла узнать об истинной цели моей командировки?
«Вот именно, — спрашивал себя, — откуда Зое об этом знать?» Чем чаще задавал себе этот вопрос, тем больше приходил к выводу, что ниоткуда. Неоткуда ей знать об этом.
Вероятно, она имела в виду совсем другое. И я не знал, радоваться этому или же горевать. Неопределённость зависла надо мной, она мучила. Терпеть не могу неопределённость. Лучше не думать, чтоб не было потом разочарований и неоправданных ожиданий.
Но всё же, в глубине души, как всегда — втайне, я искренне надеялся на то, что Зоя говорила совсем про другой выбор. Про возможность остаться. Остаться вместе.
Собственно, что нам мешает? Насколько понимаю, она не связана никакими обязательствами и может хоть завтра покинуть станцию. Есть, правда, отец и работа, которую для него делает. Но, чёрт возьми, это ведь далеко не фактор для того, чтобы упускать шанс, свою возможность быть счастливой.
С другой стороны — я тоже не раб. В конце концов, могу найти себе место на станции. Да и профессор, думаю, тоже не будет против. Раньше, помнится, мы с ним хорошо ладили…
Проблема опять в том, что кто-то должен сделать первый шаг. Ведь так же всегда бывает — кто-то, один из двоих должен сказать первое слово. Должен предложить, найти в себе силы.
«Чёрт, как же всё это сложно», — в отчаянии думал я, следуя за Зоей по заветренному насту.
Зоя как горная козочка, лёгкая и весёлая, почти скакала, лишь изредка прихрамывая на больное колено. Иногда оборачивалась, смотрела на меня, кажется, выжидающе и многозначительно. Но я всё не мог решиться. Меня терзали сомнения, правильные ли выводы сделал, не буду ли казаться глупым и самонадеянным со своим смелым и поспешным предложением.
А времени оставалось всё меньше и меньше. До первых строений уже рукой подать — метров сто, не более. Возле ближайшего из них, кстати, замаячила какая-то оранжевая фигура.
Возможность завести серьёзный разговор таяла с каждой минутой, я остановился и решительно начал:
— Зоя, подожди, пожалуйста.
Она остановилась, обернулась.
— Мне нужно кое-что тебе сказать.
Её немой вопрос сменился пониманием и, как мне показалось, радостью. Зоя смотрела на меня с надеждой. Наблюдая за тем, как приближаюсь, она нервно и нетерпеливо покусывала нижнюю губу, взгляд метался.
Я приблизился к Зое на расстояние в пару шагов — вполне достаточно для откровенного интимного разговора. Она даже чуть приоткрыла рот — совсем как маленький ребёнок в ожидании того, что расскажут самую главную на свете историю.
Но как всегда в решающий момент, я начал совершенно не с того. Вместо признаний и слов о том, насколько сильно хочу остаться с ней, связать свою жизнь с её жизнью, я вдруг начал мямлить о задании, о том, что она практически ничего обо мне не знает, что приехал я совсем с другой целью...
Со стороны моя речь выглядела, вероятно, крайне сбивчивой и невнятной, лепет пятилетнего ребёнка. Зоя глядела с разочарованием и досадой. Мне показалось, что она хочет мне помочь, вот только не знает, как. Всем своим видом, выражением лица, всем телом, всеми жестами она пыталась подтолкнуть меня к главному, к тому, что я на самом деле хотел сказать, а она (уже не сомневался в этом) хотела от меня услышать.
«Болван, — говорил я себе, — возьми себя в руки! Скажи ей! Скажи, что ты к ней испытываешь! Этого будет достаточно, это же так просто!»
Сомневаюсь, что Зоя поняла что-либо из обрывков моих речей. Да и вряд ли хотела понять, ей нужно-то было совсем другое. Но на что-то большее меня не хватило. Как ни пытался себя подбодрить, ничего хорошего и важного произнести не смог.
Согласно избитым законам жанра, в наименее подходящий для этого момент, прямо перед нами появился третий, тот самый, лишний.
Нарушителем уединения оказался абсолютно лысый, морщинистый и пожилой монах в широком оранжевом одеянии. Ума не приложу, откуда он взялся, казалось, возник прямо из-под земли, а может быть, из ближайшего сугроба. Возможно, тот самый, которого я заметил несколькими минутами ранее, однако, на мой взгляд, всё же другой: не смог бы он так быстро преодолеть разделявшее нас расстояние.
— Зоя! — Монах расплылся в добродушной улыбке. — Моё почтение, Зоя. Рад вас видеть. Мы ждали вас, уже несколько дней меня не покидало предчувствие, что вы скоро навестите нас.
— День добрый, — ответила Зоя, скорее просто из вежливости и уважения к пожилому человеку, нежели от радости встречи с давним знакомым. — Я тоже рада вас видеть… — Зоя замялась, по всему было видно, что она не помнит имени монаха.
— А отец-то ваш как обрадуется! — Монах слегка поклонился: вероятно, профессор пользовался в деревне уважением.
— Он у вас? — с нескрываемым разочарованием спросила Зоя.
— Да, он остановился в нашей скромной обители. — Монах поклонился ещё раз. — И он очень по вам соскучился, каждый день вспоминает.
— Ну вот, — обречённо произнесла Зоя. — Приехали.
— Не буду вас томить, следуйте за мной.
Монах развернулся, призывно махнул рукой и засеменил в сторону деревни.
Глава 24. Открытие профессора Тельмана