Дверь из кабинета в приёмную отворилась, и на пороге появилась сама доктор Кальвин — великолепная эффектная брюнетка в узком деловом костюме. Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой и посмотрела поверх строгих очков в тонкой оправе.
— Господин Уиллис, — сказала доктор Кальвин, — простите за долгое ожидание: пришлось задержаться с предыдущим посетителем. — Она призывно распахнула дверь: — Проходите, пожалуйста.
Глава 6. И снова двойственность
Доктор Кальвин окончательно запутала меня. Она долго вглядывалась в составленную карту, читала её, беззвучно шевеля губами, снимала очки, порывалась что-то сказать, но, сомневаясь, вновь надевала их и возвращалась к чтению.
Я сразу понял, что ей не понравилась карта и ничего хорошего от неё не услышу. Оставалось только терпеливо ждать, надеяться на лучшее.
Ситуация напоминала сцену из фильма: визит безнадёжно больного к врачу, когда доктор долго изучает анализы пациента, результаты медицинских обследований, тянет время, не решаясь произнести вслух страшный диагноз, и таким образом как бы подготавливает его к принятию нелёгкой участи.
Наконец доктор Кальвин в очередной раз сняла очки, положила бумаги на стол, собралась с мыслями и начала:
— Сказать честно, давненько такого не видела. Странная карта. Вначале я решила, что неправильно её рассчитала, но теперь уже так не думаю. Скорее всего, вас ждут непростые испытания, сопряжённые с глубокими переживаниями.
— Хм, — произнёс я, — но ведь в этом нет ничего сверхъестественного. Насколько понимаю, переживания и испытания — это не редкость. Вы же чем-то озадачены. Что не так?
Доктор отвела взгляд в сторону, посмотрела на стену за моей спиной, прищурилась и тяжело вздохнула.
— Как бы это объяснить… — задумалась она. — Неточная она какая-то… В карте я вижу множество двусмысленностей, факторов, двояких по своему значению. Их можно трактовать по-разному… Знаете, бывает так, что смотришь в воду, ну, скажем, в речку. И вода настолько чистая и прозрачная, что видишь дно, хотя оно расположено на глубине метра или двух. А тут — совсем другое: мутно и непонятно. Не то, что дно — руку свою не увидишь, если опустишь в такую воду.
— Понятно, — протянул я.
На самом деле мне, конечно же, совсем ничего не понятно. Хотелось получить более расширенный ответ. Доктор Кальвин это тоже понимала, она снова надела очки, взяла в руки карту и принялась искать что-то в тексте.
— Вот тут, — проговорила она. — Тут есть данные о некоем предательстве… Но нет указаний на то, по отношению к кому будет совершено это предательство. То ли вы кого-то предадите, то ли вас кто-то предаст — непонятно. Кроме того, в карте сказано, что в ближайшее время вы поменяетесь. Скоро, очень скоро, буквально через несколько дней. Резко поменяетесь. Вас ждёт некое потрясение, осознание чего-то важного, что повлияет на вашу жизнь. Но, что самое интересное… — Она запнулась, как мне показалось, несколько смутившись, словно признавая своё бессилие. — Правильнее сказать — самое неприятное, — поправила она себя. — В карте нет даже малейшего намёка на то, хорошие это будут изменения или плохие.
Доктор Кальвин замолчала, ожидая моей реакции. А я не знал, что сказать. Действительно, сказать было нечего. Не ругать же её за то, что карта вышла такая бестолковая.
— М-да, — процедил я, — действительно непонятно.
— Да уж, — с сожалением согласилась доктор Кальвин.
Я вспомнил о шефе и его просьбе, которая привела меня сюда. Перед внутренним взором предстало унылое лицо. Необычайно чётко увидел, как оно становится ещё более кислым, когда я рассказываю о визите к доктору Кальвин. Каждое слово — все эти «двусмысленности» и «неточности» — ещё сильнее расстраивают шефа, заставляя искать замену на предстоящую командировку. Стало жаль его, и я спросил:
— Скажите, а не значит ли это, что мне не стоит предпринимать поездку? Я говорил вам, что собираюсь в командировку…
Доктор Кальвин приободрилась:
— Знаете, мой опыт подсказывает, что чему быть — того не миновать. Насколько поняла, ваша поездка носит сугубо деловой характер, а ваше отношение к работе не ускользнуло от моего взгляда. Я уже давно заметила, что нынешняя профессия для вас не имеет особого значения, не ваше это. Поэтому если вы не вкладываете в поездку каких-то личных интересов, то можно смело её совершать.
— Как знать…
Шеф тут же пропал со сцены. Вместо него воображение захватил другой образ — образ Зои Тельман, образ очень размытый, нечёткий. Но в то же время важный, играющий большую роль. Командировка и неминуемая встреча с Зоей предстали вдруг в несколько ином ракурсе.
Есть ли у этой встречи личностная подоплёка? Не это ли потрясение увидела в карте доктор Кальвин? Хотя — почему потрясение? Почему я решил, что эта встреча будет иметь какое-то значение для меня?
— В любом случае, — она вновь вернулась к бумагам, — я вижу в вашей карте некое путешествие, подозреваю, это и есть командировка. Это наводит меня на мысль, что вы всё равно поедете, даже если этому сопротивляетесь. Поэтому предлагаю оставить сомнения и со спокойной душой собирать чемоданы.
— Понятно. — Я облегчённо вздохнул, словно гора с плеч свалилась.
Поймал себя на мысли, что уже скорее хочу ехать в горы, а вовсе не избегаю поездки, как это было ранее. И чёрт его знает, с чем это связать — то ли я просто не хотел подвести шефа, то ли действительно желал увидеть Зою.
— Что меня действительно смущает, — доктор перелистнула страницу, — так это ваша двойственность…
Я замер.
Теперь уже Зоя исчезла. Точнее, не исчезла, а её образ, который и до этого был весьма размыт, стал ещё более неточным. Как будто бы картина, написанная акварелью, попала под дождь, и тот сначала смазал контуры, а потом и совсем смыл их. Краски разноцветными струйками стекли на асфальт, на полотне уже еле угадывался силуэт человека, который недавно там был изображён.
Место Зои заняла Дейдра. В нашу последнюю встречу она тоже говорила что-то подобное, о двойственности.
Но воспоминания о Дейдре острой болью пронзили сердце, поэтому я лихорадочно искал другую тему для размышлений.
Я тут же подумал ещё об одном обстоятельстве, о деле, которое было очень важным для меня, но о котором никогда и никому не говорил. Это была тайна. Даже малейшее упоминание о ней крайне нежелательно. Утечка информации о деле была убийственна для меня, всё это могло обернуться катастрофой.
Видимо, доктор Кальвин заметила мою реакцию. Она подняла голову, пристально посмотрела в глаза и продолжила:
— Вот эти значения, — она показала лист, исписанный непонятными мне символами, — обычно бывают в картах близнецов — знаке, как известно, двойственном. Со всей уверенностью могу сказать, что для вашего знака они несвойственны, и раньше я такого не замечала в ваших картах. Но вот теперь вижу эту… — доктор задумалась, подбирая слово: — Двуликость! — Найдя искомое слово, даже щёлкнула пальцами.
Я вздрогнул: то же самое слово употребила Дейдра в памятном для нас последнем разговоре. И это уже совсем неприятно. Казалось, доктор точь-в-точь повторяет слова Дейдры.
Доктор Кальвин, похоже, довольна своей находкой, видимо, это слово как нельзя лучше отображает её мысль.
— Двуликость, — продолжала доктор, — чёткое определение того, что я увидела в карте. Но как раз это меня и озадачивает. Откуда в вас это?