Домой? Не совсем, не без приключений. Вскоре после приземления в Торонто ему был предложен сомнительный выбор: уехать из собственной квартиры, снять новое жилье и воздержаться от физического воздействия на свою девушку, вдруг получившую приставку «экс». Как раз в такие минуты политика канадского правительства, выступающего против распространения огнестрельного оружия среди населения, представлялась в высшей степени разумной.
— Ты в порядке?
Участливый голос вырвал Тео из плена грез.
— Да, — ответил он, несколько раздосадованный попыткой Лоуэлла искусственно создать этакий интимный тет-а-тет.
— Есть чем заняться?
— Есть. Большой перевод.
— Ara. — Судя по лицу Лоуэлла, ответ его не слишком убедил. То ли счел это враньем, то ли полагал, что затвориться в убогой квартирке и корпеть над мертвым языком — занятие, недостойное мужчины в подобной ситуации. Может, считал, что новоявленному брошенному рогоносцу больше пристало ходить по кабакам, напиваться с дружками и трахать баб.
— Большой во всех смыслах, — сказал Тео. — Есть ощущение, что в моей жизни начинается совершенно новый этап.
— Так держать, — прочирикал его товарищ.
МАЛХ
Братья и сестры во Христе! Я пишу эти слова в состоянии крайней угнетенности; хочу надеяться, что вы их прочтете в состоянии глубокого умиротворения. Живот мой раздирают постоянные боли, и еда проходит через мои внутренности, не насыщая меня. Мой истерзанный желудок не дает мне уснуть. Четыре месяца длится эта пытка. Плоть и глаза мои пожелтели, волосы мои выпадают, и в тишине слышно, как разговаривают мои внутренности. Я расчесываю себя, как шелудивый пес. Хвала Господу! Если бы не возложенная на меня миссия, знаю, быть бы мне уже покойником и лежать в могиле!
Но довольно о плоти и ее недугах. Тело — это колесница для странствующего духа. И пусть моя колесница годна разве только на растопку, и колеса разболтаны, и оси скрипят. Но еще в ней восседает мой дух. Хвала Господу!
Братья и сестры, я благодарен вам за вопросы в ваших письмах ко мне по поводу надлежащего поведения для человека, пребывающего с Иисусом. Я прошу у вас прощения за то, что вам так долго пришлось ожидать моего ответа. Знайте, что после того, как я потерял место в храме Каиафы, не имел я постоянного пристанища. Я летал от дома к дому как птица или, лучше сказать, шнырял как крыса. Я всем говорю, что живу в доме отца моего. Истинно так, ибо живу я в доме нашего Отца Небесного или, по крайней мере, надеюсь вскоре там поселиться! Но покамест я сную по земле, ведение моих дел далеко от совершенства.
Ваши письма сохраняет для меня мой отец, тоже Малх, и я их забираю при первой возможности. Однако, в отличие от нашего возлюбленного Иисуса и его Небесного Отца, Малх с Малхом никогда не были родственными душами. Особенно сейчас, когда я потерял место в храме, и в кармане у меня ни полушки, и лицо мое обезображено, и тело мое оскверняет воздух вокруг. Всякий раз при моем появлении мой отец обращается к стоящим рядом, будь то слуги или прохожий, говоря: И это мой сын? Ужели судьба уготовила мне такого сына? И другие подобные речи. Лишь по окончании сего ритуала мне позволяется переступить порог дома и забрать письма от вас, братья и сестры. Но довольно. Больше об этом ни слова. Хвала Господу!
Ты спросил меня, Азува, в своем последнем письме, как быть, если мужчина, не верующий во Христа, полюбил женщину, живущую во Христе. Я не могу вспомнить из моих бесед с Фаддеем и Иаковом, чтобы наш Спаситель что-то говорил на эту тему. По свидетельству Фаддея, Иисус часто повторял, что никто не войдет в Царство Небесное, нежели только через Него. Однако они, то есть Фаддей и Иаков, так и не спросили Спасителя при жизни, значит ли это, что праведникам в дальних странах, ни разу не слышавшим слова Иисуса и тем более не видевшим Его не по своей вине, не дано войти в царство вышних. Иаков полагал, что это так; смысл слов учителя ясен. Фаддей не соглашался, призывая нас пристальней всматриваться в движения души Христовой, когда он странствовал среди людей. Он, Иисус, нередко хвалил благочестивых нищих, незаметно наблюдая за ними и ставя их в пример в своих проповедях. Фаддей вспоминал, как однажды бедная вдова опустила в ящик для пожертвований в храме всего две медные монеты, тогда как перед ней богатые люди оставляли гораздо больше. Наверняка я рассказывал эту историю в предыдущем письме. Из-за болезни память моя уж не та, что раньше, а свои обязанности я теперь исполняю только в паузах между отправлениями нечистот из обоих отверстий тела.