По удобной лестнице Веник поднялся на служебную платформу и вышел на станцию. До ближайших арок, ведущих в главный зал станции, предстояло пройти несколько десятков метров по неплохо освещенной платформе, заставленной бочками и штабелями ящиков. Людей по близости не было. Десяток людей виднелся на перроне вдали, но гул станции давал понять, что народу здесь порядочно.
Идя по платформе, Веник осматривался. Стены тут и за рельсами оказались выложенными белой кафельной плиткой, которая тянулась длинными горизонтальными полосами, между которыми узкие черные полосы, выложенные черной плиткой. На перроне четыре, а за рельсами пять длинных белых полос, тянущихся через всю станцию. Виднеющиеся впереди пилоны, сложенные из белого камня, немного расширялись в верхней части и имели срезанные углы.
На стене за рельсами, парень прочитал название станции «Проспект мира».
«Пришел я вроде туда, но кто знает, может это и не кольцевая станция! Больно странно мы шли».
Достигнув первой арки, ведущей в главный зал станции, Веник увидел, что проход в ней с обеих сторон перегорожен старыми диванами, на которых сидела кучка молодых парней с белыми повязками выше локтя. Все сидящие заинтересованно взглянули на путника. Между диванами был небольшой проход, но Веник, конечно же, не полез туда, ибо понял, что это, вероятно, «комната отдыха» для охраны станции.
Пройдя мимо, он завернул в следующую, пустую, арку, миновал ее и остановился у выхода в зал, прислонившись к «срезанному» углу пилона.
Его взору открылась довольно многолюдная станция. Веник обратил внимание на пол из серых и темно-серых плит, сложенных в шахматном порядке. Больше он ничего заметить не успел, ибо из-за его спины, с перрона, подошли и обступили его молодые парни с белыми повязками. Это были те самые охранники, что минуту назад отдыхали на диванах в соседнем проходе.
По виду обычные такие парни, немного старше Веника. Одеты грубые штаны и черные матерчатые брюки. У всех на руках белые повязки, на которых кривыми черными буквами было накарябано: «ПАТРУЛЬ». Веник заметил, что вооружен только один тип — у него на плече висел калаш.
— Ты кто такой? — задал вопрос ближайший к Венику тип.
— А ты кто? — ответил он, стараясь, чтобы его голос не звучал агрессивно.
— Мы — патруль, не видишь что ли?
Веник не стал требовать объяснения этого слова и только кивнул:
— Ясно.
— А тут чего стоишь?
— Просто стою. Отдыхаю. Нельзя что ли?
— Можно. Только ты куда идешь-то?
— Дальше. На «Комсомольскую».
Парни почему-то переглянулись странным взглядом.
— А чего у тебя там за дела? — поинтересовался другой тип.
— Да я дальше иду, на «Курскую».
— А тут ты откуда?
— С «Суворовской».
При этих словах парни оживились и насторожились.
— А там, почему не пошел? По Кольцу? — кивнув головой, поинтересовался один из парней, подозрительно прищурившись.
При этих словах Веник окончательно понял, что этот тоннель, куда он завернул вместе с Михалычем — межлинейник и сейчас он не на кольцевой, а на другой, одноименной станции «Проспект мира».
— Да тут вот какое дело, — сказал Веник, который понял, что надо срочно выкручиваться.
Он рассказал историю своего выхода с «Суворовской» и про «конфликт» с Михалычем.
— Ну, понятно, — сказал один из охранников, когда Веник закончил говорить.
— Я Михалыча знаю, — кивнул другой. — Они же вот, сейчас прошли, я их видел. По ходу, они спецом сюда пошли, чтобы от нас на Кольцо выйти.
Из зала к ним подошел еще какой-то лысый тип неопределенного возраста, без повязки на рукаве потертой кожаной куртки.
— Чего такое, Виталь? — поинтересовался он у патрульных.
— Да вот, чувак, на «Курскую» шел с караваном. Его дружки тут кинули.
Венику пришлось еще раз рассказать свою жалостливую историю.
— Я понял, — усмехнулся лысый. — Все ясно с ним.
— Я разберусь, — кивнул он парням, после чего охранники двинулись прочь, на перрон.
Веник не знал, что и думать, хорошо, что этот тип тут или нет? И вообще, не является ли этот лысый представителем местного Партийного Контроля?
— Вообще-то, — проникновенным голосом сказал мужик, — тебе надо было по Кольцу идти. Там бы на посту тебе дали пропуск до «Курской» и ты бы без всякого Михалыча добрался.