Потом настала ее очередь ласкать его. Несмотря на неопытность, Энн делала это настолько искусно, что у Ноя оставались силы лишь шептать ее имя. А она покрывала поцелуями все его тело…
Он снова лег на нее и осторожно проскользнул в глубь женской плоти. Энн почувствовала себя наверху блаженства.
Первое, что дошло до сознания Энн, был грохот волн, разбивавшихся об утес. Потом на нее упала первая крупная капля холодного дождя, за ней вторая. Ослепительная вспышка молнии озарила все кругом. Последовал оглушительный удар грома. И хлынул ливень.
— Черт! — выругался Ной, вскакивая на ноги и поднимая за руку Энн.
Кое-как натянув на себя одежду и взяв в руки обувь, они бросились бежать вдоль берега. Но, поднявшись по ступенькам к главному зданию приюта, в нерешительности остановились. Можно было войти в дом и переждать шторм там. Или же пробежать еще с десяток метров, отделявших их от коттеджа Энн. Предпочтение было отдано последнему.
Едва закрыв за собой дверь коттеджа, они оба не сговариваясь бросились в ванную. Энн схватила губку и, намылив ее, принялась усердно тереть Ною спину и плечи. При этом никак не могла оторвать взгляд от классически совершенных очертаний его тела. Потом роли переменились. Теперь уже Ной старательно намыливал Энн, не переставая любоваться красотой этой обнаженной богини.
С веселым смехом они выскочили из-под душа и перешли в комнату. Энн обернулась к Ною, чтобы упрекнуть за неэкономную трату воды в ванной, но слова застыли у нее в горле. Ной стоял какой-то сразу обмякший, осунувшийся, с выражением глубокой печали на лице и смотрел в одну точку. Энн проследила за его взглядом и все поняла, увидев стоявший в углу упакованный чемодан.
Только тут она вспомнила, что завтра уезжает.
— Уезжаешь? — мрачновато проговорил Ной.
— Ты же знаешь, что это необходимо, — грустно ответила Энн, хотя ее сердце молило Ноя об одном: «Попроси меня остаться!»
Энн читала в его глазах отчаяние, страх оказаться брошенным. Боль за него и за себя переполнила ее душу.
— Тебе будет не хватать меня? — спросила она.
— Нет, — отрезал Ной.
Он повернулся и пошел к двери.
— Не лги! — бросила вслед ему Энн.
Ной остановился. Потом вернулся и взял ее за плечи.
— Хорошо. Я буду тосковать по тебе. Ты это и сама отлично знаешь. Но сегодня ночью ты сказала нечто очень важное для меня. И тут же убежала. Как так можно?! Говорить подобные вещи и потом спокойно уезжать!
Энн попыталась освободиться от его рук, но Ной продолжал крепко держать ее за плечи. Она поняла, что бороться бесполезно, и прошептала:
— Я сказала, что люблю тебя, Ной. И могу повторить это.
— Но почему ты уверена в этом?
— Потому что чувствую. Я не прошу тебя говорить мне то же. Хотя, конечно, очень бы хотела, чтобы мои чувства оказались взаимными. К сожалению, это не в моих силах. Но моя любовь — это подарок тебе, о котором ты не просил. И все же я его преподношу. На сегодняшнюю ночь.
Ной протестующе замотал головой.
— После всего того, что ты сказала, можно ли даже думать об отъезде?
— Попроси меня остаться, — прошептала она.
В темно-коричневых глазах Ноя появилось паническое выражение.
— Я не могу…
— Почему? — с негодованием прошептала Энн. — Потому что ты нужен мне не в общепринятом смысле, которому все здесь без оглядки следуют?
Ной молча повернулся, вышел из комнаты и через холл направился в ванную. Сорвав с вешалки полотенце, он бросил его Энн и, пока она закутывалась в него, долго и тщательно вытирался другим.
— Это был удар ниже пояса, — пробормотал он сквозь зубы.
— Возможно. Но разве это не правда? Ты окружил себя людьми, которые в тебе нуждаются гораздо больше, чем ты в них.
— К черту все это! — воскликнул Ной и отбросил полотенце, забыв, что остался совсем голым. — Я уже сказал там, на берегу, что хочу тебя! Готов о тебе заботиться. И что у меня и мысли нет сделать тебе больно! А ты ответила, что…
— Не надо. Я сама все отлично помню: «того, что ты сказал, для меня вполне достаточно». Так ведь я ответила тебе тогда?
Энн подошла почти вплотную к Ною, тоже отбросив полотенце.
— Могу подтвердить это и сейчас!
«И подтверждаю…» — докончила она про себя, чувствуя, как губы Ноя впиваются в ее…
Солнце взошло только через два часа. Энн спала счастливым сном, раскинувшись более чем на три четверти постели и укрытая всеми имевшимися одеялами. Ною же удалось заполучить для себя лишь уголок одного из них…
Она собиралась уехать. Возможно, даже сегодня. Ной с болью думал об этом. Но считал себя не вправе просить Энн остаться. Ибо не мог ничего ей предложить. Совсем ничего. Деньги и всякого рода материальные блага для нее ничего не значили. В свое время Энн отдавала им должное, но с тех прошло много лет, за которые она успела приобрести почти все, что хотела. Впрочем, нет! Она желала получить и еще кое-что, чего Ной не мог ей дать. Его любовь.
Как заставить ее понять, что в вопросах любви Ной Тэйлор отнюдь не гений? Он сам считал себя недостойным такого чувства. Это внушила ему родная мать. И прошло немало лет, прежде чем Ной понял, что любви достоин каждый. Но даже после этого он время от времени старался убедить себя, что лично ему никакая любовь не нужна. Не в последнюю очередь и потому, что это чувство почти всегда связано с душевной болью. А ее он уже успел испытать.
Почувствовав пустоту в желудке, Ной встал с кровати и натянул на себя еще невысохшие брюки. Все тело его ныло, будто накануне он целый день таскал тяжести. Может быть, виною тому был ночной безудержный секс? Действительно, такого безумства в его жизни еще не было…
Итак, Энн уезжает. Его взволнованно бьющееся сердце решительно протестовало против этого. Но умом Ной понимал, что ей надо уехать и жить подальше отсюда. Для собственного же блага. Какое он имеет право уговаривать Энн ради него отказаться от спокойной и безопасной жизни? Тем более что здесь не может ей ничего предложить!
Пустой желудок вновь напомнил о себе. Наверное, Энн тоже проголодалась. Сейчас он приготовит завтрак и подаст ей в постель.
Ной на цыпочках вышел из комнаты в примыкавшую к ней миниатюрную кухню и включил плиту. Через несколько минут на сковороде уже шипел огромный омлет. Но тут зазвонил телефон.
Ной быстро схватил трубку, не желая, чтобы кто-нибудь разбудил Энн, кроме него самого.
— Алло!
— Здравствуйте. Это звонит Сью, редактор Энн в Нью-Йорке. Она дома?
— Она спит.
— Узнаю Энн, — рассмеялась Сью в трубку. — Она никогда не была ранней пташкой. Не будите ее. Иначе разговора все равно не получится. Просто скажите, когда проснется, что я жду ее решения по поводу той прекрасной страны, которую вы зовете Калифорнией.
— Решения?
— Да. Я просила Энн ответить до понедельника. Но получилось так, что мне уже сегодня необходимо знать, согласна она выполнить эту работу или нет. Если нет, то я должна успеть передать задание кому-нибудь еще.
— Передать кому-нибудь еще? — растерянно повторил Ной, чувствуя, что выглядит в глазах Сью совершеннейшим идиотом.
— По моим расчетам Энн понадобится по меньшей мере месяц для того, чтобы выполнить эту работу. Судя по фотографиям, которые я от нее получила, у вас там совершенно роскошная природа. — Сью сделала паузу и вздохнула. — Что ж, во всех случаях пусть Энн позвонит мне и скажет, согласна она или нет. Если нет, пусть немедленно возвращается. Но не хотелось бы. Ведь она — единственный фотокорреспондент, который может сделать настоящий хорошо иллюстрированный репортаж и, вдобавок, написать серию великолепных статей. Кстати, передайте ей, что за Калифорнию я заплачу куда больше, чем за ее шотландские зарисовки. Хорошо?
— Хорошо.
Ной положил трубку. Его сердце бешено колотилось. Итак, Энн представляется возможность остаться. Она могла бы ею воспользоваться. Но решила уехать. Доказательство тому — упакованные чемоданы. Сказала, что любит его, и бежит! Зачем это все?