ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: Это тебе надо в милицию идти, на Петровку. Там они адрес дадут.
ЛЮБА: А как туда добраться?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: На метро. Ты в Москве-то бывала?
ЛЮБА: Нет, Анна Сергеевна, в первый раз еду.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: Да как же так, Люба? Ни разу в столице не бывала, стыд-позор, не в Сибири ведь живешь, во Владимире.
ЛЮБА: Да так, все недосуг было. Ну и по телевизору видела, каждый день Москву показывают. А они до которого часа работают, Петровка эта?
Двор дома Любы во Владимире. Цыганка выносит кастрюлю, подходит к собачьей будке, вываливает кашу из кастрюли в миску, цепной пес с жадностью набрасывается на еду. Будка сделана из корпуса старого, еще советского телевизора.
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: С утра надо, сейчас уже все закрыто. Тебе остановиться-то есть где, Люба?
ЛЮБА: На вокзале посижу до утра, Анна Сергеевна, не выгонят меня?
ПОЖИЛАЯ ЖЕНЩИНА: Хочешь, у меня переночуешь? Я одна живу сейчас, сын офицер, дочка замуж вышла, уехала в Германию.
ЛЮБА: Спасибо вам огромное, Анна Сергеевна!
Квартира Савелюшкина, Москва. День.
В квартире Марина, Саша, Алексей Степанович. Все в темной, траурной одежде. Зеркала, телевизор и другие отражающие поверхности занавешены драпировкой, на столе стоит большой портрет Артура Альбертовича Савелюшкина, в темных очках, с траурной лентой. Вид портрета зловещий.
На столе несколько бутылок, стаканы. Раздается звонок домофона, Марина выходит в прихожую и снимает трубку, на экране появляется Консьерж.
КОНСЬЕРЖ: Добрый день. Здесь девушка пришла, говорит, что к Савелюшкину.
МАРИНА: Какая еще девушка?
КОНСЬЕРЖ: Молодая. Дать трубочку?
МАРИНА: Пусть заходит, какая разница.
КОНСЬЕРЖ: Хорошо, запускаю.
Лифт, современный, с зеркалом во всю стену. Люба поднимается в лифте, глядя в зеркало, играет лицом, корчит гримасы, затем проделывает тот же трюк, что и в электричке, меняет лицо с привлекательного на беззащитное.
МАРИНА: Не хватило нам в жизни блядей, после смерти ходят.
САША: Ну да… Как в анекдоте: «Артур еще дома, но венки уже вынесли».
АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ: Саша, ты бы постеснялся. Юмор твой…
САША: А чего? Ему уже все равно.
АЛЕКСЕЙ СТЕПАНОВИЧ: Похороним, тогда посмеемся. Спляшешь, если желание будет.
В дверь звонят, Марина идет открывать.
Крым, день, рынок.
Андрей идет между рядов с хозяйственными товарами, в руке у него моток проволоки, в другой руке – ведро, в котором лежат инструменты, плоскогубцы, гвозди, еще что-то.
Выйдя из хозяйственных рядов, он проходит мимо салона игровых автоматов, убогого павильона, обшитого белым пластиковым сайдингом и украшенного рекламными надписями. На аляповатой вывеске изображено колесо рулетки, четыре туза, силуэт обнаженной женщины и название: «ЦИКЛОН-А». Дверь павильона распахивается, из нее выталкивают Кабана, полноватого, седого человека средних лет, одетого достаточно просто, в джинсы и спортивную куртку неизвестной фирмы. Следом за Кабаном выходят три человека: два охранника, одетые в спортивные костюмы, и Хозяин, в костюме, красной рубахе, без галстука, и лаковых туфлях с длинными, загнутыми кверху носками.
Все – татары.
КАБАН: Вы чего, волоебы?!
ХОЗЯИН (с акцентом): Сюда больше не приходи, понял? Нет денег, автомат поломан.
КАБАН: Ты, хуйло, ты чего?! Всадить баблос – так нормальный, а выкатать – поломан?!
Первый охранник толкает Кабана ладонью в лицо. Кабан падает с невысокого крыльца, вскакивает и бросается на охранника. Ударив охранника кулаком в пах, Кабан запрыгивает ему на спину и бьет несколько раз, с размаху, внутренней частью кулака, по голове, в ухо, охранник закрывается руками.
На, петух! На! На! На!
Второй охранник хватает Кабана сзади за шею и оттаскивает от Первого охранника, Хозяин неловко – мешает большой живот – бьет Кабана ногой. Пер вый охранник приходит в себя и бросается к Кабану, который пытается освободиться от захвата.
АНДРЕЙ: Эй, вы! А ну отпустили!
ХОЗЯИН: Ты чего хочешь?
АНДРЕЙ: Отпустили его, быстро!
Первый охранник поворачивается к Андрею и делает шаг в его сторону.
ПЕРВЫЙ ОХРАННИК: Пошел на хуй, черт!
Андрей, разжав кулаки, бросает проволоку и ведро, очень быстро, приставным шагом подскакивает к охраннику, носком передней ноги зацепляет переднюю ногу охранника, тот теряет равновесие, той же ногой Андрюха бьет его в пах и, сменив в прыжке ноги, бьет в пах второй ногой. Первый охранник сгибается, приседает, затем валится на бок, сжавшись в «позу зародыша», зажав руки между ногами. Не отвлекаясь на него, Андрюха так же, приставным шагом, подскакивает к Хозяину и бьет его левой рукой, ладонью, местом между большим и указательными пальцами, расставленными в виде рогатки, в кадык, захватывает кадык, рвет на себя, затем этой же рукой, отпустив горло Хозяина, растопыренными пальцами бьет в глаза и, приблизившись вплотную, бьет его локтем в челюсть. Хозяин падает, ударяется головой о бордюр, бледнеет и храпит. Второй охранник отпускает Кабана.
ВТОРОЙ ОХРАННИК: Э, все, мужики, все! Все нормально!
Кабан с разворота бьет его коленом в пах, тот отлетает и выбивает спиной витрину павильона, падает внутрь, осколки витринного стекла в крови.
КАБАН: Теперь, блядь, нормально!
Из павильона выбегают посетители. Андрей бросается бежать, Кабан бежит за ним. Добежав до забора, они перемахивают его, бегут по территории заброшенного завода, перелезают через еще один забор, бегут переулком, сворачивают на безлюдную улицу.
КАБАН (задыхаясь): Все, хорош, не найдут.
АНДРЕЙ: До кладбища добежим, вон, на горке.
КАБАН: Сейчас… Дай отдышаться… Не могу…
АНДРЕЙ: Ты, Саня, со спортом не дружишь. Напрягись, сто метров осталось.
Кабан изумленно смотрит на Андрея.
Забегаловка у кладбища, навес, столики. Вывеска: «Тихий уголок».
Посетителей нет, Андрей и Кабан сидят за столиком без скатерти, водка в графине, закуски нет, пакет сока.
КАБАН: Андрюха! Давай, братан, за встречу!
АНДРЕЙ: За встречу!
Выпивают.
Только я не Андрюха. Я Коля. Николай Иванович, а по-простому, по колхозному, – Колян.
КАБАН: Понял. Сколько не виделись, Николай Иваныч?
АНДРЕЙ: Не помню. Узнал сразу, а когда последний раз виделись, – не помню.
КАБАН: Я десятку сидел. На воле три года. Получается, тринадцать лет.
АНДРЕЙ: Меньше. Я к тебе на зону приезжал, с Рыжим и Ежом, помнишь? Двенадцать.
КАБАН: Точно. Ежа еще на свиданку не пустили, он, черт бухой, по ходу мусора послал. Говорили, тебя увалили. Там (машет головой). За бугром. В цинке привезли.
АНДРЕЙ: Про цинк гонят, говорили, что прикопали, как собаку, в лесу.
КАБАН (наливает): Чудеса. Здесь, в Крыму, случайно встретить, да еще в таких вот обстоятельствах. В стесненных.
АНДРЕЙ: Случай. Хуже, когда терпилу встречаешь. Ты его забыл давно, а он тебя помнит.
Кабан смеется.
Ладно, Саня, разбиваем понт, мне еще машину забрать надо, собака там у меня, воет, наверное.
КАБАН: Запиши телефон. Мы еще пошпилим неделю и дальше поедем. Давай увидимся, посидим в нормальном месте, с женой познакомлю.
АНДРЕЙ: Диктуй.
КАБАН: Сейчас (достает коммуникатор, нажимает кнопки). Я так не помню.
Москва, кладбище.
Заезжает похоронная процессия. Катафалк, несколько легковых автомобилей, похоронных автобусов нет, людей немного.
Видно, как выносят гроб, четыре венка, за гробом идут Марина, Люба, Саша, Алексей Степанович, еще несколько человек. Марина и Люба в трауре, рыдают.
Картинка меняется, вид на похоронную процессию через объектив видеокамеры, которая снимает через затемненное стекло автомобиля, припаркованного вдалеке от могилы, камера наезжает.