Андрей с Любой в машине.
Они едут по осеннему Крыму, деревья вдоль дороги слегка тронуты желтым и красным, золотая осень. Постепенно степь переходит в поросшие лесом горы, они проезжают мимо одинокой церкви, стоящей на скале, и спускаются вниз, к морю.
Перед ними большой город, машина останавливается у частного дома. На заборе приколочена табличка: «ул. Мемзера, 13». Андрей достает мобильный и набирает номер.
АНДРЕЙ: Ну, мы подъезжаем. Выходи, минут через десять.
ЛЮБА: К кому мы приехали?
АНДРЕЙ: Приятель мой один. Давно не виделись – может, поможет нам, а может, и нет.
Из калитки выходит Кабан, оглядывается, видит машину, присматривается, потом смеется и идет к машине.
КАБАН (заглядывая в салон затемненной машины через окно): Привет, дядя Коля! Узнаю прикол, кто кого первый увидит.
Задний двор частного дома. Кабан и Андрей сидят за столом, в тени деревьев, и разговаривают.
КАБАН: Так уже никто не работает.
АНДРЕЙ: Знаю. Но, может, пролезть, если на рывок, быстро.
КАБАН: А сколько там?
АНДРЕЙ: Реально – лимон.
КАБАН: Вообще?
АНДРЕЙ: Десять. Реально рвануть лимон, может, два.
КАБАН: А есть железо? Колеса? Мы вдвоем будем делать?
АНДРЕЙ: Ну, ты начал вопросы задавать. Раньше не задавал.
КАБАН: Раньше я у хозяйки на карьере норму не давал, девять кубов гранита, отбить и загрузить.
АНДРЕЙ: Инструмент есть, без патронов, и не то. Колеса голимые, мутные, через границу нельзя. Вдвоем не сделаем, еще двоих нужно.
КАБАН: Понятно. А эту ты давно знаешь?
АНДРЕЙ: Позавчера увидел.
КАБАН: Может, все эти миллионы – фонарь, буттер?
АНДРЕЙ: Не буттер. Якобы она дочка одного там. Делового. Нет его, то ли разбился, то ли разбили.
КАБАН: А того ты знал?
АНДРЕЙ: Знал. Одноглазый, Снайпер погремуха. Работал с ним, потом потерял. Такой надежный был, как для барыги.
КАБАН: Похожа дочка на него?
АНДРЕЙ: Нет. На мать похожа, помню ее, цыганку. Одно лицо. Хотя, хуй знает, они мне все, индейцы, в одну масть.
КАБАН: А с собой чего ее таскаешь?
АНДРЕЙ: А куда ее девать? В Москву отправить – так пока соберемся, неизвестно, что ей в башню постучит. Может, передумает да вломит, от греха. Пусть пока с нами побудет, под рукой, там посмотрим. А может, и помощь от нее будет, что-то в ней есть такое, человеческое. Говорит, не хочет так просто это дело оставлять, с папашей, есть характер.
КАБАН: Ты давно один?
АНДРЕЙ: Всю жизнь.
КАБАН (смеется): Без бабы?
АНДРЕЙ: Года два. А чего?
КАБАН: Понятно. Ну что, согласен я. Мне эти автоматы заебанные настопиздили, веришь, во! (Подносит два пальца, расставленных рогаткой, к кадыку.) Дохода нет, все вытоптано, я аж в Крым забрался, всю Россию объездил, мусора раз пять потроха отбивали, хорошо, что предъявить нечего. Три года катаю, только и хватает – на жизнь и на синьку. Мне бы жену куда-нибудь спулить, и пацан тут еще один, шпилить поехал в Севастополь, наладить их – и я хоть завтра.
АНДРЕЙ: Завтра и надо. Пацан нормальный?
КАБАН: Из новых, малолетка. Развести, обвести, прокинуть. В ствол заглянет – ужаснется.
АНДРЕЙ: Не годится.
КАБАН: Есть у меня двое. Местные, работал с ними. Эти нормальные.
АНДРЕЙ: Посмотреть на них.
КАБАН: Вечером наберу, подъедут.
Раздается звонок мобильного, Кабан берет трубку.
Нашел? Хорошо…Сейчас подключусь…(Андрею.) Я зашпилю, на полчаса где-то делов?
Летняя кухня на веранде, накрытый стол, водка. За столом сидят Андрей, Люба и Ксения, жена Кабана.
У Ксении вид отставной танцовщицы стриптиза, агрессивный макияж, лицо опухшее, алкоголическое, брови слишком высоко татуированные, от этого лицо Ксении приобрело кукольный, удивленный вид.
КСЕНИЯ: Да где ж он там, блядь…
АНДРЕЙ (Любе): Сходи позови Саню. А то вон Ксюха уже газует не на шутку.
Люба выходит из-за стола, идет во двор. Двор, Люба подходит к сидящему на лавочке Кабану, тот держит в руке коммуникатор и смотрит на экран.
ЛЮБА: Саша, вас там зовут…
КАБАН: Дальше!
ЛЮБА: Э-э… Вас там жена зовет.
КАБАН: Дальше!
ЛЮБА: И Андрей. А жена газует. Не на шутку.
КАБАН: Стоп, сбрасывай! Шесть тысяч получилось, возьми у них, сколько есть, и на базу.
Поворачивается лицом к Любе, на том ухе, которое она не могла видеть, закреплен «Bluetooth».
Чего тебе?
ЛЮБА: Пойдемте ужинать.
КАБАН: Ксюха косая уже?
ЛЮБА: Нет, вас ждут. (Показывает рукой на коммуникатор.) А это что?
КАБАН: Игра такая. Знаешь, в шахматы, по переписке?
ЛЮБА: Знаю.
КАБАН: Вот то же самое, только в карты. (Протягивает Любе коммуникатор, как фокусник карту, когда предлагает ее запомнить, на экране заставка «POKER. Hattab edition».)
Вечер, пустынный пляж, сезон окончен, от летних кафе остались каркасы из металлических труб, на набережной маленького поселка стоит автомобиль, играет музыка. На каменном парапете набережной сидят два человека: Китай, огромный, атлетического сложения, и Гитлер, маленький, худощавый. Оба в возрасте, с сединой. Они курят папиросу с травой, неторопливо беседуют.
КИТАЙ: Ну и какого хуя мы здесь столько сидим?
ГИТЛЕР: Кабана ждем.
КИТАЙ: Долго он что-то.
ГИТЛЕР: Это мы покурили, тебе долго.
КИТАЙ: Опять с ним барыги не рассчитываются?
ГИТЛЕР: Хорошо бы, бабла поднимем.
КИТАЙ: Кто спорит.
ГИТЛЕР: Ты книгу прочел?
КИТАЙ: Начал. Херомантия сплошная.
ГИТЛЕР: Да ну, какая там херомантия. Не живи прошлым, не живи будущим, живи сейчас. Правильная книга.
КИТАЙ: Я так всю жизнь живу, без этого цыгана.
ГИТЛЕР: Он не цыган, он брахман. Вон они, подъехали.
По набережной едет машина Андрея, останавливается, из нее выходят Андрей и Кабан.
КАБАН: Привет, пацаны!
ГИТЛЕР: Привет.
Китай и Гитлер медленно встают с парапета, здороваются.
КАБАН: Это Коля.
Андрей здоровается с Китаем и Гитлером.
КИТАЙ: Витя.
ГИТЛЕР: Вася.
КАБАН: Как дела, босота?
ГИТЛЕР: Блестяще.
Смеются.
Чего маяковал? Проигранные не кроятся?
КАБАН: Не, Вася, не угадал. Серьезная делюга.
Дом на улице Мемзера, Люба, Ксения и молодой человек, огненно-рыжий, по кличке Чижик. Ксения и Чижик пьяны, сидят за столом, допивают остатки водки.
КСЕНИЯ: Ты, рыжий, не гони, понял? Ты меня еще не знаешь.
ЧИЖИК: Да знаю я тебя. Чем больше узнаю, тем больше кумарит. Вон, с ней побазарь, она тебя еще не знает.
КСЕНИЯ (Любе): Чего лыбишься, ты? Я, блядь, вижу! Ты на моего засматриваешься, курица. Смотри, коза, допрыгаешься.
ЛЮБА: Ксюша, попустись.
КСЕНИЯ: Чего? Ты кому это говоришь, ты, ложкомойка? (Хватает со стола вилку.) Я тебе сейчас…
ЛЮБА: Ксюша, попустись, я мужиками не интересуюсь.
ЧИЖИК (смеется): Опа! А кем же, а? Кем интересуешься?
ЛЮБА: Пацанами, молодыми. Только ты чахлый, а я сильных люблю.
КСЕНИЯ: Да хорош тут, ты, тварь! (Встает, теряет равновесие, падает на стул.)
ЛЮБА: Слушайте, пошли спать, что ли? А то со стульев попадаете, поломаете себе.
Люба привстает со своего стула, делает руками странное движение, как будто собирает что-то рассыпанное со стола, невидимую крупу, потом это «рассыпанное» толкает в сторону Ксении.
КСЕНИЯ:Че ты машешь, а? Че ты…
Внезапно Ксения падает назад вместе со стулом и остается лежать в таком положении.
ЧИЖИК: Ха, у Ксюхи автостоп сработал. Так и будет до утра втыкать.
ЛЮБА: Чижик, отнеси ее в комнату и сам спать ложись, я пока уберусь.
Набережная, ночь, Гитлер, Китай, Андрей и Кабан сидят на корточках в каркасе, оставшемся от летнего кафе, в свете фар машины. Гитлер забивает папиросу травой, действует автоматически, не отвлекаясь от беседы.