Огненное порубежье
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СВЯТОСЛАВ И ВСЕВОЛОД
Пролог
1
лопнула сенная дверь, послышался приглушенный разговор. Беседовали меченоша [1] молодого князя Всеволода и кто-то незнакомый, с осипшим голосом.
Слюдяные оконца обмерзли, в ложницу [2] скупо лилось холодное декабрьское солнце.
Всеволод поднялся с лежанки, набросил на плечи кафтан; пройдя босыми ногами по медвежьей шкуре, выглянул в сени.
Говорившие тут же смолкли и, обернувшись в его сторону, согнулись в поклоне.
— От брата твоего, князя Глеба, гонец из Киева, — тихо сказал меченоша и отступил на шаг.
Сердце Всеволода забилось тревожно. Знал он, что Глеб, сидящий на высоком столе, не станет попусту посылать к нему своих людей.
— Пришли половцы, княже, на киевскую сторону в великом множестве, — сказал гонец. — Князь Глеб занемог, просит тебя с Михалкой заступить поганым дорогу…
Гонец был в шапке из волчьего меха; в длинном рыжем ворсе еще блестели нерастаявшие серебристые льдинки.
Всеволод вернулся в ложницу, торопливо оделся. Меченоша оседлал коней.
Занималось морозное утро. Поднялись в небо столбом белые дымы, заскрипели полозья — двинулись из посада [3] через городские ворота груженные товаром неповоротливые возы.
Конь под Всеволодом играл, морозец пощипывал князю уши, румянил щеки, чуть поотстав, скакал исполненный гордости меченоша, и молодые боярышни, садившиеся в санки, увидев всадников, смеялись светло и зазывно.
Михалка, видно, уже знал о прибытии гонца и поджидал брата; несмотря на холод, вышел на всход [4] простоволосый, в длинной холщовой рубахе, в обутых на босу ногу стареньких чеботах.
В то время как другие князья, связанные родственными узами, нередко враждовали друг с другом, Михалка со Всеволодом жили дружно. Были они сынами князя Юрия Долгорукого от разных жен: Михалка от половчанки; младший, Всеволод, от дочери греческого императора — Ольги. Но оба они еще малыми детьми были изгнаны самым старшим из братьев, властолюбивым и подозрительным Андреем Боголюбским, за пределы Владимира и недолго жили в Византии. Уехавшая вместе с ними в изгнание Ольга одинаково заботилась об обоих, и Михалка привязался к мачехе, забыв, что течет в его жилах другая кровь. Когда, гуляя в саду, Ольга скончалась в одночасье от удара, братья послали гонцов во Владимир. После долгого, истомившего их молчанья Андрей дозволил им возвратиться на родину. Видно, так рассудил: братья подросли, могут и сами вернуться, а ежели я их верну, да приласкаю, да наобещаю чего, то останутся мне верны — не то подадутся к другому князю. Дозволить-то дозволил, а удела на кормление не дал. Вот и перебивались они в ожидании, вот и гостили то у одного, то у другого родича…
Спешившись первым, меченоша взял Всеволодова коня за уздцы, князь соскочил и, проворно взбежав по ступеням, обнял Михалку.
Всеволод любил одеться понаряднее: синий кафтан, стянутый широким блестящим поясом, сафьяновые, с серебряными украшениями, сапоги, красное корзно [5], заколотое на груди большой запоною, кунья шапка с малиновым верхом.
Радуясь встрече, братья прошли в горницу, посреди которой стоял стол, заваленный книгами; поверх книг и на скатерти были разбросаны угловато исчерканные берестяные свитки.
Всеволод вгляделся в покрасневшие глаза Михалки, покачал головой и укоризненно произнес:
— Нынче снова не спал. Живешь, как чернец за монастырскими стенами… А мы вчера выследили лося. Хорошо!
Сказано это было по-братнему, и Михалка не обиделся на Всеволода за упрек. Как расскажешь веселому братцу про те простые и мудрые истины, которые открылись ему в этих книгах?! Не понять Всеволоду и того, что каждодневной суете, охотам, пирам и забавам он предпочитает свое незаметное уединение.
Младший брат будоражил его. Сначала это раздражало Михалку, потом он попривык к его необузданному нраву; Всеволод рядом с ним тоже менялся — книги манили и его, иногда и он, уединившись в своей ложнице, подолгу склонялся, забыв про сон, над потемневшими листами. Михалка читал жития святых, Всеволода влекли дерзкие похождения и ратные подвиги героев. Сам он тоже был дерзок и храбр. Может быть, за это Михалка и любил его так?!