Так Илья Пономарев попал в тюрьму в первый раз. В Земской избе, чтобы не пачкать отцова имени, он назвался Поповым. И вылетел из его жизни год без малого — как раз до бунта.
5
Летом 1662 года царь Алексей Михайлович жил с семьей в Коломенском.
Окрестные просторы с отлогостями долгих зеленых склонов одним видом отвлекали его от забот правления. При всех печалях, он был уверен, что ему в наследство досталась лучшая страна, а люди русские — самые добрые и терпеливые из подданных. Ропот и нежелание платить повышенные подати, усталость от дороговизны и войны не возмутят тяжелой и незлобивой души народной.
В Коломенском он искренне отдыхал. Сын Алексей радовал невиданными способностями. Входил уже и в земские дела; не без его влияния Алексей Михайлович подумывал о прощении протопопа Аввакума. Дядькой его назначен Федор Ртищев, только он отказался учить наследника из скромности. Учителем позвали полоцкого монаха-книжника и стихотворца Симеона.
От летней скуки Алексей Михайлович пошучивал над государыней-женой, мечтая, по иноземному обычаю, завести первый в России театр.
Если от неподвижной жизни застаивалась кровь, устраивалась соколиная охота. Для Алексея Михайловича не было прекраснее минуты, когда любимый сокол Железцо делал в зените томительную «ставку» и падал на спугнутую птицу или зайца. Дурной же сокол чертит понизу, когтит добычу грубо, торопливо. У Алексея Михайловича все соколы были «высокие» — Железцо, Аран, Золотой. Он потому и с театром не торопился, долго советовался с духовными — не грех ли? — что вид седого Кузнеца с черным клобучком на головке и золоченым должиком-шнурком на грозной лапе давал такое предвкушение удачи, такую радость, какая невозможна в театре. Там все злодейства выдуманы ради торжества добра, здесь, на охоте, побеждает сильный и красивый.
Как никогда, хотелось просто жить. Не обращая внимания на смутный шум, ползущий из столицы, на беспокойство приезжавших для доклада бояр и дьяков. В июне проклинали указ о сборе пятой части с доходов и имуществ. Что делать, снова разгорелась война с поляками. Только однажды Алексей Михайлович забыл себя.
Царский тесть Илья Данилыч Милославский, никогда не бывавший в походах, неожиданно заявил, что если государь даст ему начальство над войском, то он приведет пленником самого короля польского. Алексей Михайлович знал уже, что вся Москва обвиняла Илью Даниловича в пособничестве делателям фальшивых медных денег. Он не сдержался, сорвался с кресла и выволок любезного тестюшку за бороду из палаты…
Шпыни шатались по Москве, прислушивались к разговорам. Слухи и домыслы ходили неподобные. Будто бы Ртищев по наущению поляков добился введения медных денег и сам с царицей на них нажился… Все выглядело настолько вздорным, что ни бояре, ни Алексей Михайлович не ожидали возмущения, надеясь, что оно глухо перебродит, как в глубокой квашне.
И упустили время, когда в черных слободах Москвы поспело тесто бунта.
В тот ясный полдень двадцать пятого июля ни у кого в Коломенском не сжалось вещее сердце. После обедни Ртищев гулял с царевичем, а Алексей Михайлович из верхнего окошка ими любовался. Царевич был хорош живой красой трудолюбивого и любознательного отрока. Он только, по мнению лекарей, мало двигался, излишне изнуряясь книгами. Ртищев с седеющей бородкой и мягкими свободными движениями являл облик умеренного в требованиях воспитателя. Деревянный дворец Коломенского был тих, по-летнему сух и пропитан солнцем.
Алексей Михайлович увидел рассыпанную по полю, бессмысленно бегущую толпу. Такое было впечатление, что за обезумевшими людьми гонятся то ли душегубцы, то ли бешеные псы. Оружия у бегущих не было.
Толпа стекала по отлогому холму к нижним воротам.
Страх за наследника бросил Алексея Михайловича к двери, на лестницу, во двор. Ртищев уже быстрым, несуетливым шагом уводил царевича. Так и случилось почти нелепое — когда толпа посадских пролезла в нижние ворота, царь встретил их один посреди зеленого двора.
Едва удерживая остальных, передние неровным полукругом остановились перед государем.
Содрав с себя колпак, бойкий человек, судя по дорогому суконному кафтану, не из последних, поклонился размашисто и крепко:
— Батюшко, царь православный! Выдай нам на суд твоих изменников — Ваську Шорина, Федьку Ртищева да боярина Милославского!
Шорину был поручен сбор пятой деньги. Алексей Михайлович улыбнулся печально, почти одолев страх. Бедные дети. Стоило ли ради смены человека, который все равно сдерет с них деньги, бежать такую даль? За Ртищева было обидно.