Казаки приближались неторопливо, словно им лень гонять коней. За конными рядами виднелось множество значков — флажков на пиках. Левое крыло у воеводы Львова было прикрыто пушками Черного Яра — невеликого городка с валом и острогом. Темные против солнца пушкари стояли возле пушек в сизом дыму от фитилей, недвижно и загадочно.
Справа от стрельцов выдвинулись пешие полки нового строя. Полковник Пауль Беем и подполковник Вундрум сделали все в пределах жалованья, чтобы из деревенских растяпистых парней образовать как бы единые многоногие и многорукие существа, способные по команде образовать шеренгу и колонну, иглами пик остановить конную лаву и плюнуть во врага огнем. Полсотни офицеров держали в жестких рукавицах сей новый строй.
Полковник Беем дал команду.
И тотчас радостно забили барабаны, вскинулись ротные знамена. Солдаты и стрельцы дружно пошли навстречу казакам. Беем решил, что русские болваны перепутали команды. Младшие офицеры заметались перед рядами, но тут же полетели наземь, отброшенные крепкими плечами. Старшие догадались раньше, как и положено по чину… Они столпились возле растерянного воеводы Львова — десяток русских дворян и писарей, десяток иноземцев — и наблюдали, как последние шеренги скользят по склону балки. Желтая пыль сухих промоин скрывала их.
И кто-то первым догадался:
— В лодки!
До берега было не больше полуверсты. Они бежали вдоль валов Черного Яра и, люди военные, вчуже жалели пушкарей, кадивших своему безжалостному богу. Черному Яру перед Разиным не устоять… Пушки на валу зашевелились и оскорбленно поворотили жерла вслед бегущим. Взревели, как медведи. Железный дроб и ядра взбили землю между бегущими и лодками.
Полковник Беем бессильно замахал красными кулаками. Люди на валу захохотали. Их смех был страшнее пушечного рева. Как неожиданно все расшаталось в этой стране, казавшейся при въезде такой неповоротливой и монолитной под грузом власти, рассчитанной на столетия. Молодой пасынок полковника — Фабрициус, знаток пушечной науки, чувствовал вялость во всех членах. Ему захотелось, чтобы солдаты поскорей догнали их и убили. И у других, заметил он, мгновенно опали лица, будто страх сожрал подкожный жир.
Солдаты, привлеченные пальбой, бежали к офицерам. Панок догнал пятидесятника Чиркова и врезал ему чеканом по красному, обшитому шелком колпаку. Он не почувствовал еще, что расквитался за всю свою загаженную жизнь, но этот острейший миг, когда гонимые преобразились в гонителей, что-то уравновесил в нем. Да, человек наделен любовью к ближнему, но и такой же неутолимой жаждой возмездия за прежние обиды. Разве не справедливо, что самодур и истязатель получит однажды свою долю боли и страха?
Офицеры потянулись за пистолетами, но подполковник Вундрум надсаженным голосом велел бросить их. В пыльном облаке к ним шел уже казачий отряд. Дворяне повиновались — с плевками в землю, с безнадежной руганью.
В толпу солдат и офицеров, разбрасывая их потной грудью, ворвался черный аргамак. Разин был возмущен:
— Вы што творите? Ап-пусти чекан! — Восторженная готовность стрельцов повиноваться смягчила его. — Ну вы помыслите, колпаки московские, вдруг среди ваших начальников найдутся добрые христиане?
Казаки, прискакавшие с атаманом, взяли офицеров в кольцо. В лице Степана Тимофеевича, внимательно смотревшего на пленных, явилось что-то скуповатое, хозяйское. Ближе других к нему оказался молодой Фабрициус, недавно приехавший в Россию с отчимом. Разин спросил его:
— По-русски говоришь?
Фабрициус ответил еле слышно;
— Могу…
— Еще что можешь?
— Стрелять из пушек.
Разин засмеялся:
— Коли ты так же грозно стреляешь, как говоришь… Видите, православные, каких умелых людей вы погубить хотели?
— Они умелые мордовать нас! — крикнули из толпы стрельцов. — В глотку им…
Разин грозно приподнялся в стременах, но, узнав кричавшего, невесело задумался. Кричал Митька Петел, явившийся сегодня к казакам от астраханцев.
— Вяжите всех. И в башню. Заутра разберемся.
Разин поехал прочь. Казаки у реки устраивали табор.
Толпы солдат и стрельцов с бессмысленно-веселыми лицами бродили по степи, стесняясь приваливаться к чужим кострам. Из Черного Яра жители волокли припасы и то ли угощали казаков, то ли торговались с ними. Берег и степь были так плотно заполнены людьми — семь тысяч казаков да пять тысяч астраханцев, — что Разин на минуту усомнился, нужно ли ему такое войско. Потом сообразил, что мыслит еще по-старому, с казацкой оглядкой на возможность укрыться на Дону. Нет, никуда ему не скрыться. С каждой победой у него будет прибавляться войска. Восходящий ток боевой удачи возносил его…