Стрелец замялся, видимо пораженный страшной картиной, но Разин понимал, что о дворянах было добавлено не зря.
Ларин отвлек его:
— Никак, костер на лодке?
Посреди темной реки что-то неярко разгоралось. Для лодочного костерка огонь казался великоват. Их было даже два, они сближались и вдруг полыхнули как бы багряным парусом, мгновенно вздернутым на мачту.
— «Орел» горит, — определил дозорный, еще днем присмотревшийся к расположению речных судов.
Никто не отозвался — ни одобрительно, ни осуждающе. Разин испытывал тоскливое недоумение — зачем, зачем? А впрочем, он знал ответ, как и на многие другие жестокие вопросы, которые еще поставит перед ним война. И он, угадывая свое сомнение в молчании стрельцов — людей расчетливых, владельцев промыслов и лавок, приученных беречь добро, — сказал как можно веселее:
— А не гуляй в чужой огород!
Стрельцы согласно и облегченно засмеялись. Алексей Ларин-Рот — громче и убежденней всех.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Когда внезапно требовалась крепкая заплата на кафтан, царь вспоминал о князе Долгорукове, которому было приказано возглавить карательное войско. Князь Юрий Алексеевич пришел ругаться к Ордину-Нащокину, главе Посольского приказа:
— Проспали Стеньку Разина! То твоих приказных вина!
— Я, князь, полками не владаю. А государю я советовал не медлить.
Но втайне Долгоруков был доволен. Он смолоду был нетерпелив и ревностен в самых жестоких делах, его недаром прозвали Чертком. Когда Черкасский с Прозоровским затянули польскую войну, ему пришлось, приняв командование, взбадривать уставшие войска. Но теперь он чувствовал свои шестьдесят лет.
К первому августа о Разине стало известно, что он взял Астрахань и скинул воеводу Прозоровского с раската — площадки башни. Прозоровский был давним неприятелем Долгорукова, он и в Астрахани, верно, проволокитился, как в Польше. В военном деле необходима упреждающая жестокость… Хоть старика и было жаль, князь не скрывал злорадного презрения к нему. Еще известно, что с казаками шел воевода Львов. Изменник? Верилось с трудом.
Ордин-Нащокин слушал сетования князя вполуха. Он больше пострадал от Разина: сгорел «Орел»!
Первый русский корабль, построенный по иноземным чертежам, не дошел до Хвалынского моря. Капитан Бутлер с частью команды едва сбежал из Астрахани в Персию. Кто подпалил «Орел», когда уже и Астрахань была взята, стрельба забыта, неизвестно. «Можно подумать, — желчно заключал Ордин-Нащокин, — что сами злые силы русского народа противятся благим нововведениям властей».
Неожиданную, но, возможно, верную мысль высказал дьяк Иван Семенович Горохов. С уходом Нащокина он не надеялся удержаться на своем посту, поэтому высказывался без осторожности: «У нас даже благое стараются ввести насильством, сверху. Флот нужен торговым людям. Пущай они его и строят на свои деньги. И берегут. А так… Чужое, государево, не жаль. Небось астраханские купчины сами и подпалили нашего «Орла», дабы казна у них персидской торговли не отбила».
Все может быть. Никто не знал, что делается в Астрахани. Кто-то водил руками поджигателей.
Не бог ли Маозей?
Как раз в тот год бывший учитель царевича Алексея Симеон Полоцкий готовил к печати и читал друзьям новую книгу — «Венец веры кафолической». Она привлекала внимание неожиданностью, а то и двусмысленностью поставленных вопросов. Воскреснут ли, к примеру, мертвые со всеми волосами и ногтями, отросшими при жизни? Да, отвечает автор, но их будет ровно столько, сколь нужно для украшения плоти.
Среди подобных рассуждений, способных смутить читателя, автор неожиданно указал на главную опасность, угрожавшую России. Антихрист — это совершенный человек высоких умственных способностей, направленных на злое. Он по пришествии введет поклонение Маозею, богу силы и успеха.
Успех и сила, богачество по умственным способностям, а не по знатности, были мечтанием всякого умелого и работящего посадского и мужика. Из тех, что по примеру лысковцев брали у своего боярина сотни и тысячи взаймы. И отдавали, страдники!
Бог Маозей, успех и сила по умственным способностям… Жизнь без приписки к помещикам и черным слободам, повольный торг с умеренными пошлинами и равные права с дворянами. Дай богу Маозею волю, дворянство не удержится у власти. Осознавал ли Полоцкий, как верно он уловил то, что слышали русские люди в пока еще далеких, едва донесшихся с низовьев Волги, призывах Разина?
Служилых призывали явиться не в Москву, а прямо к месту будущих боев — к Тамбову и Симбирску. Пошла работать бумажная машина военного призыва. В уезды выехали посыльщики со строгими грамотами, к шестому августа в их списке насчитывались уже десятки имен, подьячие Разрядного приказа работали в поту и страхе. Нрав князя Долгорукова был им известен.