– Может быть, никто не ожидал, что мы поедем на восток, – и учти, что мы проехали через территорию апачей.
И кроме того, они искали одного мужчину, а не супружескую пару.
– Этуотер для нас просто благословение Ьожье.
– Да, – согласился Рейф. – Хоть я так не думал, сидя на земле со связанными за спиной руками под дулом его дробовика, нацеленного мне в живот. – Он отпустил Энни и отступил назад. Он не волновался, но чувствовал себя напряженным как сжатая пружина. Ему не хотелось встречаться с мистером Дэвисом – этой встречи он бы охотно избегал всю оставшуюся жизнь.
Дом мистера Дэвиса был скромным, как и его доходы. Различные влиятельные общественные и другие деятели все еще искали встречи с ним, и в этот скромный дом постоянно наведывались посетители. Но в тот вечер его единственными гостями были федеральный судебный исполнитель, высокий мужчина и довольно хрупкая женщина.
Мистер Дэвис внимательно вгляделся в лицо Рейфа, прежде чем Этуотер представил его, а затем протянул ему руку-
. – Ах, да, капитан Маккей. Как поживаете, сэр? Прошло несколько лет с тех пор, как я видел вас в последний раз, кажется, в начале 65-го.
Его феноменальная память не застала Рейфа врасплох. Он пожал руку бывшего президента.
– Хорошо, сэр. – Рейф представил Энни, которая тоже обменялась рукопожатием с мистером Дэвисом. Рука экс-президента была тонкой и сухой, и Энни задержала ее на секунду дольше, чем было необходимо. Удивительно прекрасные глаза мистера Дэвиса задумчиво посмотрели на их
соединенные руки.
Рейф прикрыл веки, почувствовав прилив абсурдной ревности. Неужели Энни своим прикосновением передала ему какую-то мысль? Выражение лица мистера Дэвиса заметно смягчилось.
– Судебный исполнитель Этуотер не назвал мне вашего имени, договариваясь о встрече. Присядьте, пожалуйста, прошу вас. Хотите что-нибудь выпить перед обедом?
– Нет, спасибо, – ответил Рейф. – Судебный исполнитель Этуотер не сказал вам, кто я, потому что мое имя могли услышать. Меня разыскивают по обвинению в убийстве, сэр, и причиной тому эти бумаги.
Энни наблюдала за тонким, аскетичным лицом экс-президента, пока Рейф рассказывал ему все, что произошло за последние четыре года. Это было самое умное лицо, которое она когда-либо видела, с высоким и широким лбом, отмеченное духовным благородством. Газеты северян заклеймили его как предателя нации, и, наверное, ей тоже следовало считать его предателем, но она понимала, почему его выбрали на роль главы правительства.. Сейчас в нем была какая-то болезненность, несомненно, вызванная двумя годами тюремного заключения, а в глубине этих прекрасных глаз таилась печаль.
Когда Рейф закончил, мистер Дэвис молча протянул свою тонкую руку. Рейф отдал ему документы. Он так же молча листал их несколько минут, потом откинулся в кресле и закрыл глаза. У него был совершенно измученный вид.
– Я думал, что они уничтожены, – произнес Дэвис через мгновение. – Лучше бы так и было: мистер Тилгмаи остался бы жив, а ваша жизнь не была бы загублена.
– Разоблачение причинило бы массу неудобств и Вандербильту тоже.
– Да, могу себе представить.
– Вандербильт сделал глупость, – сказал Рейф. – Он конечно предвидел, что эти документы можно использовать, чтобы вытянуть из него деньги.
– Я бы этого не сделал, – сказал мистер Дэвис. – Их нужно использовать, чтобы добиться для вас справедливости.
– Почему вы это сделали? – неожиданно спросил Рейф с неприкрытой горечью в голосе. – Почему вы взяли эти деньги, зная, что это бесполезно? Зачем было продолжать войну?
– Я спрашивал себя: прочли ли вы мои личные записи. – Мистер Дэвис вздохнул. – В мои обязанности, сэр, входило сохранить жизнь Конфедерации. Мысли, которые я записал в своих заметках, отражали мои самые глубокие опасения, и все же всегда оставалась возможность, что Северу надоест воевать и он потребует положить этому конец. До тех пор пока существовала Конфедерация, я ей служил. Не сложно было принять такое решение, однако я горько о нем сожалею. Если бы видеть будущее можно было столь же ясно, как прошлое, подумайте, каких трагедий удалось бы избежать.
Однако смотреть в прошлое – бесполезное занятие, оно приносит лишь сожаления.
– Мои отец и брат погибли в последний год войны, – сказал Рейф.
– Вот как. – Глаза мистера Дэвиса потемнели от грусти. – Ваш гнев имеет все основания. Я приношу вам извинения, сэр, и выражаю искренние соболезнования, хотя, уверен, они вам не нужны. Если я могу хоть как-то возместить вам потери, я это сделаю.
– Вы можете помочь нам придумать способ снять это обвинение в убийстве, – вмешался Этуотер. – Простое разоблачение Вандербильта как предателя тут не поможет.
– Я понимаю, что не поможет, – ответил мистер Дэвис. – Позвольте мне все обдумать.
– Вы должны вернуться в Нью-Йорк, – сказал Дэвис на следующий день. – Свяжитесь с мистером Дж. П. Морганом – он банкир. Я написал ему письмо. – Он передал Рейфу свернутое письмо. – Возьмите с собой на встречу с ним соответствующие документы, касающиеся пожертвований Вандербильта Конфедерации. Я бы хотел оставить у себя остальные документы, если вы не возражаете.
Рейф взглянул на письмо.
– Что в нем написано? – прямо спросил он.
– У мистера Вандербильта очень много денег, капитан Маккей. Единственный способ бороться с ним – еще большие деньги. Мистер Морган может это сделать. Он – молодой человек довольно строгих правил, но крайне ловкий бизнесмен. Он создает банковскую империю, которая может, я полагаю, противостоять влиянию мистера Вандербильта. Я обрисовал мистеру Моргану ситуацию и попросил о помощи, и у меня есть причины полагать, что он ее окажет.
Энни вздохнула, когда Рейф сообщил ей, что им придется поехать в Нью-Йорк.
– Тебе не кажется, что ребенок родится где-нибудь в поезде? – капризно спросила она. – Или на пароходе?
Рейф поцеловал Энни и погладил по животу. Пока что он был не слишком хорошим мужем, таская ее по всей стране как раз в такое время, когда она больше всего нуждалась в тишине и покое.
– Я люблю тебя, – сказал он.
Энни рывком откинулась назад и посмотрела на него широко раскрытыми от потрясения глазами. Сердце ее сильно забилось, и она прижала руку к груди.
– Что? – прошептала она.
Рейф прочистил горло. Он не собирался говорить то, что сказал, – слова сами вырвались у него. Он не сознавал, насколько эта короткая фраза заставит его почувствовать себя незащищенным и уязвимым, насколько не уверенным в себе. Энни вышла за него замуж, но у нее и выбора-то не было, поскольку она ждала ребенка.
– Я тебя люблю, – снова повторил он и затаил дыхание.
Энни побледнела, но на лице ее появилась сияющая улыбка.
– Я... я не знала, – прошептала она. Потом бросилась в его объятия, сжимая его так крепко, будто уже никогда теперь не отпустит.
Стеснение в его груди ослабло, и Рейф снова мог дышать. Он отнес ее на постель и положил, потом вытянулся рядом.
– Ты тоже можешь это сказать, знаешь ли, – подзадорил Рейф. – Ты никогда не говорила.
Ее улыбка стала еще шире.
– Я люблю тебя.
Не было никаких обильных изъявлений чувств – только эти простые слова, и это было именно то, в чем они оба нуждались. Они долго лежали рядом, впитывая близость друг друга. Он улыбнулся, прижимаясь подбородком к се макушке. Ему следовало понять еще в тот самый первый раз, когда он заставил ее лечь на одеяло и поделиться с ним теплом своего тела в холодную ночь и когда он желал ее, несмотря на болезнь, что она станет значить для него больше, чем все остальное в его прежней и будущей жизни.
Неделю спустя втроем они сидели в богато отделанном кабинете Дж. П. Моргана в Нью-Йорке, городе, где для Рейфа четыре года назад началась вся эта история. Морган барабанил пальцами по письму от Джефферсона Дэвиса, размышляя о том, как любопытство может заставить человека совершать необычные поступки. Моргану с самого начала было ясно, что эти люди хотели от него какого-то одолжения, а он обычно отказывался принимать подобных посетителей, но его секретарь сказал, что у них письмо от Джефферсона Дэвиса, бывшего президента Конфедерации, и чистое любопытство заставило Моргана принять их. Почему мистер Дэвис написал ему? Он никогда не встречался с этим человеком, очень неодобрительно относился к политике южан, но к репутации мистера Дэвиса относился с уважением. Дж. П. Морган был человеком, считающим честность самой важной из добродетелей.